Хризалида. Стихотворения - страница 19



Сети на колья,
Птицы на волю,
Боль в подполье, —
Наше место свято.

10. «Ой, тяжелое нагружение…»

Ой, тяжелое нагружение,
Ой, долгое напряжение,
Три кораблика
Самобранные
Безымянные:
В одном Ломь,
В другом Коль,
В третьем Боль,
Всем болям боль,
О семи головах,
О семи хвостах,
О семи тысячах зубах…
На кораблики размещаются,
Голосисто совещаются:
Нам плыть или не плыть,
Или рабой Божией (имя) быть.
Тут задули ветры сильные,
Взволновалось море синее,
Захлестнулись три кораблика:
И Ломь,
И Комь,
И Боль
Уже на дне.
А раба Божия (имя)
В сладком сне.

Август 1920

Москва

КОЛЫБЕЛЬНАЯ[93]

Наташе

Спит над озером тростиночка.
Спи, усни, моя былиночка,
Сладко-горький мой вьюнок,
Голубой мой ручеек.
Ты по белым-белым камушкам
Доплывешь до моря синего.
Баю-баюшки, дитя мое,
Богоданное, любимое.
Я уйду в края безводные,
Над волнами над песчаными,
Я прольюсь в пески холодные,
Буду спать между курганами.
За рассветными туманами
Золотое море светится.
Спи, не плачь, моя желанная,
Все пути у Бога встретятся.

1920

Сергиев Посад

«Баю, баю, баю, Лисик…»

Лису

Баю, баю, баю, Лисик[94],
Баю, баю, мой пушистик,
Золотая шубка,
Вишневые губки.
Вишневые ветки
Полны белым цветом.
От синего неба
Синие просветы.
Голуби летают
С каждым кругом
Выше.
С каждым кругом
Тише.
Баю, баю, баю.

23 октября 1920

Сергиев Посад

«В осияньи белом инея…»

В осияньи белом инея,
В бирюзовых небесах
Золотая встала скиния
В бледно-радужных кругах.
Под завесой голубеющей
Скрыты Божьи письмена.
И в лучах невечереющих
Даль безродная ясна.

12 декабря 1920

ИЗ ЦИКЛА «РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ПОСВЯЩЕНИЯ»[95]

Комната Шуры Добровой[96]

Бердслей, Уайльд и Боделэр
В твоем лилово-синем гроте
Своих падений и химер
Курят куреньем приворотным.
Но в пряном воздухе твоем,
Как луч лампады золотистый,
Уж зреет дума об ином,
Священножертвенном и чистом.

Елизавете Михайловне Добровой

Mater dolorosa,
На твоих глазах
Крестной скорби слезы.
А в твоих глазах
Тайны омовенья
Чистою росой,
Тайна пробужденья
Жизни в мир иной.

Дане Андрееву

Я видела крестик твой белый,
И абрис головки твоей,
И взор твой, и робкий и смелый,
В крестовом походе детей.
Ты лилии рвал по дороге,
Следил за игрой облаков,
Но думал, все думал о Боге,
И радостно взял тебя Бог.
А после родился ты в Риме
И жил в нем – художник-поэт.
В истории есть твое имя,
А в сердце храню я твой след.

1920

Москва

К ПОРТРЕТУ НЕИЗВЕСТНОГО[97]

Посвящается Л.И. Шестову и М.В. Шику

Печальной тайною волнующе согреты
Черты двух душ, покинувших меня.
Являет лик безвестного портрета,
Загадочно в себе соединя
Мысль одного, глубинный свет другого —
И общего изгнания пути.
Глядят глаза и мягко и сурово,
В устах застыло горькое «прости».
Таит следы недоболевшей боли
Мучительно приподнятая бровь.
Боренье тяжкое своей и Божьей воли
И отягченная изменою любовь.
Как любит он со мною долгим взглядом
Обмениваться в ночь без отдыха и сна.
И до утра исполненную ядом
Мы чашу пьем. И нет у чаши дна.

1921

Сергиев Посад

СЕСТРЕ А.Г.М.[98]

Должна быть шпага, на которой клянутся.

Слова бреда
Твой озаренный бледный лик,
Твой голос, дико вдохновенный,
В пожар души моей проник,
Как перезвон набата медный.
«Должна быть шпага. На клинке
Ее начертаны обеты.
Не здесь. Не в мире. Вдалеке,
В руках у Бога шпага эта».
Как белый саван, облекал
Тебя наряд твой сумасшедший,
И неземным огнем сиял
Твой взор, в безумие ушедший…
Мой дальний друг, моя сестра,
Я эту шпагу отыскала
И знаю, как она остра —
Острей, чем самой смерти жало.

1921

Сергиев Посад

ИЗ ЦИКЛА «ПЕРВОЕ УТРО МИРА»