Игрой моей любимой в детстве было
По черному пожарищу блуждать.
В те дни вкруг нас пожаром истребило
Домов десятков пять.
И меж обугленных остатков пробираясь
Когда-то крепкого жилья
И запустенья видом наслаждаясь,
Чего-то всё искала я.
Казалось, здесь (не дома, за стенами,
Под кровлею давя́щей потолка)
Найдется то, что грезами и снами
Обещано душе издалека.
И находился пахнущий навозом
С подкладкой розовой докучный шампиньон,
Хрустальных бус рассыпанные слезы,
Железный шип и медный шнур погон,
Огромный ржавый гвоздь, стеклянные осколки
И глиняной посуды черепки…
Весь этот хлам я сохраняла долго,
Залог чудес и след моей тоски.
Тоски искателя сокровищ небывалых
На обгорелых жизни пустырях…
. . . . . . . .
И после их всю жизнь я собирала,
И ныне чту обугленный их прах.
