– Леня, родной!
– Что милая?
– Никогда меня не оставляй, слышишь?
– Ну что ты, успокойся, любимая. – он начал что-то шептать ей на ухо, какие-то глупости, щекоча ухо губами. Она не понимала слов, чувствовала только его дыхание, его губы, и крепче сжимала под столом его руку. Вдруг все затихли, во главе стола стоял с пластиковом стаканом в руке директор театра.
– Дорогие друзья, коллеги! Давайте помянем безвременно ушедшего от нас артиста, товарища, коллегу.
Все встали, молча выпили, так же молча и сели.
Когда директор говорил, Ольга обратила внимание, что на лице его не дрогнул ни один мускул. Просто, как на собрании, как будто ведомость читал, или другой какой документ.
– Оля, слышишь, как он… – это Эдик Черняев, он сидел напротив, и глаза его были полны слез.
– Да, Эдик, да, дорогой…
Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Он еще держал в руке стакан с не выпитой водкой. Эдик – ее постоянный партнер по сцене. Сейчас его выразительные глаза полны скорби и любви. Он очень любил Юру и был его самым близким другом. И ему сейчас было очень плохо, Ольга это видела.
– Эдик, милый, держись.
Она знала, что Эдик не сорвется. Несмотря на внешнюю интеллигентность, он был сильным человеком. Эдик никогда не раскисал, но сейчас она заметила что-то злое в его глазах, что-то нехорошее.
– Мы все виноваты… – пролетел над столом чей-то невольный выкрик.
– Почему все, почему? – взорвался Эдик. – И те, кто с ним пил, и те, кто берег от пьянки, так что-ли? Нет, я не согласен, не согласен!
– Эдик, успокойся, что ты, ну что ты!?
– Не воротишь ведь…
– Не воротишь? Сегодня он, завтра другой, какая разница! Нам всем давно уже наплевать друг на друга! О чем мы думаем каждый день? Одни начальству угождают, в рот заглядывают, рядом шестерки крутятся, сказать ничего нельзя, вмиг донесут, каждый сам по себе, где мы все, где? Только за бутылкой и собираемся!
Ольга уже толкала его ногой под столом, но все было напрасно.
– И не надо меня останавливать, я все скажу! Когда в прошлом месяце профком квартиры распределял, почему о Юрке не вспомнили? Ведь была же возможность общежитие ему дать? А работу почему не давали, не верили? А надо было поверить!
Эдик выскочил из-за стола, вытаскивая на ходу сигареты из кармана, Ольга бросилась за ним в комнату для курения.
– Эдик, милый, прошу тебя, не нарывайся, ведь кучу врагов наживешь!
– Ну и черт с ними, с врагами, я их и так всех в лицо знаю. Просто обидно Оль, ну почему самые добрые, самые лучшие уходят? Потому, что у них души хрупкие!
– Эдик, милый, ты прав, прав во всем. Да ну их всех! А хочешь – поедем сейчас к нам? Мы с Леней сейчас уйдем, поехали, хочешь?
– Оля, завтра, я сейчас не могу. А завтра репетиции нет, и я завтра обязательно к вам приеду.
– Приезжай Эдик, приезжай, дорогой, не пропадай.
Тихонько подошел Леня.
– Олечка, может поедем, милая?
– Да, Леня, поедем, поедем родной, сейчас только сумку возьму.
Ольга вернулась к столу. Народ уже хорошо выпил, и теперь за столом стоял легкий шелест разговоров. Говорили, конечно, больше каждый о своем. Директора за столом уже не было, главного режиссера тоже, видимо, уже ретировались в кабинет.
– Ольга, ты уходишь что-ли? – Ленка Уварова буквально вцепилась в рукав. – Ну посиди, и благоверного сюда тащи, чего он выскочил?
– Нет, Лен, мы поедем, Леня устал, да и мне что-то нехорошо.
– Из-за Эдьки что-ли расстроилась? Да не будет ему ничего, его начальство всегда простит!
