На светский раут были приглашены бухгалтер мыльно – косметической фабрики «Свобода» Иван Царёв и его сожитель Пётр Елин. Они привели своего дружка Николая Зенкевича. Так как Зенкевич оказался без пары, он положил глаз на Ваську-стекольщицу. Но танцор понравился ещё одному гостю. Решать возникшие разногласия, Зенкевич с визави вышли в подъезд. Обладая хлипким телосложением, Зенкевич сообразил, что кулачный бой проиграет. Не надеясь на бойцовский навык, он выхватил из кармана револьвер. Выбежавшие на шум гости стали отбирать оружие, но Зенкевич успел нажать на курок. Пуля никого не задела. Однако соседи, услышав выстрел, решили, что это бандитский налёт, они вызвали милицию.
– Я приехал на квартиру со своими ребятами, – Журавлёв закурил папиросу. Не найдя куда бросить сгоревшую спичку, сунул её в карман пиджака: – Мы всех опросили, револьвер у Зенкевича изъяли. Хранит он его незаконно. Собрали материал для уголовного дела. Сегодня вызывает меня начальник МУР Фокин, даёт указание: расследование по этому делу прекратить, Зенкевича отпустить. Оказывается, он работает в аппарате секретаря ЦИК СССР1 Авеля Енукидзе. Материалы у меня Фокин забрал. Вечером он вдруг заявляет, будто бы я Зенкевича избил. Звонил Енукидзе и требовал строго меня наказать.
– Александр Николаевич, а ты его бил? – всплывшее в этой истории имя Авеля Енукидзе меня весьма заинтересовало.
– Бить не бил, но за грудки потряс. Больно уж нагло себя вёл, – Журавлёв затушил о подошву папиросу и сунул в карман пиджака.
– Фокин все материалы забрал? – я отправился в свою комнату, надевать форму.
– Только часть и револьвер, – Журавлёв стоял в дверях моей комнаты.
– Поехали на Пятницкую улицу к Петру Воздвиженскому, – я застегнул портупею.
Баронесса – рыхлый, кудрявый тип лет сорока. Он курил, пуская дым колечками, изредка поглядывая в мою сторону. Я с любопытством разглядывал его жилище. Одинокий Воздвиженский, каким-то образом умудрился занять двухкомнатную квартиру. Это в то время, когда в Москве остро стоит жилищный вопрос. Интересно, как это ему удалось?!
Гостиная служила залом для приёма визитёров. По периметру комната заставлена маленькими двухместными диванчиками. На стенах висят портреты Ленина и Сталина, а между ними изображение бывшей императрицы Александры Фёдоровны, жены Николая II. Остальное пространство завешено фотографиями атлетов. До революции такие открытки продавались в цирке. В детстве у меня была целая коллекция с фотографиями первого русского чемпиона мира по борьбе Сергея Елисеева, силового жонглёра Ивана Заикина и силача Петра Крылова.
К гостиной примыкала небольшая комната, на её двери прибита табличка: «Таверна». Ниже лист ватмана, с надписью, выполненной красной тушью:
« Расписание:
До 24.00 выпивка в таверне, после чего сладострастное утоление своих желаний. Хозяину будут принадлежать двое по его выбору».
– А если кто не захочет принадлежать вам? – я стукнул пальцем по надписи «Расписание».
– Такого быть не может! – рассмеялся Воздвиженский. Он сложил свои пухлые ручки на груди: – Все приходящие сюда гости любят и уважают друг друга. У меня собирается приличное общество. Эксцессов никогда не бывает.
– Как выясняется не всегда! – я повернулся к Баронессе.
– Алкоголь помутил разум Зенкевича! – махнул рукой Воздвиженский. Он вздохнул: – Поверьте, такое в моём доме в первый раз.
