Хроники Финского спецпереселенца - страница 20

В это трудное время многие наши односельчане, в том числе и наш отец, после своего трудового дня не имели возможности спокойно отдыхать дома, а вынуждены были уходить спать куда-нибудь за деревню: в сарай, гумно, и т.д. Характерно, что все люди, которые были арестованы по линии НКВД, как в воду канули – никаких вестей от них больше не было. Среди наших людей в основном были темные деревенские мужики, которые в политике ничего не понимали, совсем безграмотные. Так спустя 20 лет мне случайно пришлось встретить человека, который в те годы отбывал срок. Они строили железную дорогу и целый ряд объектов на севере – это был Ульян Сорокин. По его рассказам, это железная дорога построена вся на человеческих костях. Каждую утро из лагеря вывозили десятки трупов, могил которых никто из родственников никогда не узнает.

У нас в деревне в это трудное время председателем колхоза был один из приезжих наших земляков, которых переселили к нам из пограничной полосы, по фамилии Каулио. Человек он был крутого нрава, самоуверенный и вспыльчивый. Как на кого разозлится, то сразу начинает словами: Я тебя отправлю туда, где Макар телят не пас. Не прошло и несколько месяцев, как его самого арестовали, и больше никто про него ничего не слышал. После этого председателем колхоза был избран наш деревенский Иван Сиркунен.

Прошли эти кошмарные времена 1937 года, забрали сотни тысяч ни в чем неповинных людей – дармовой рабочей силы, которых держали в впроголодь и заставляли работать до последнего. Жизнь, какая бы она не была, на месте не стоит, постепенно залечивали раны, растили детей, на которых смотрели, как на детей врагов народа. Затем постепенно люди начали получать бумаги, что-такой-то был не виновен и амнистирован посмертно. Как это не тяжело было для родственников, но все же легче становилось семье тем, что не считали отца или брата врагом народа.

Иван Павлович отбывал срок на лесоразработках у города Лодейное поле. Нормы выработки были большие, а питание неважное. Постепенно силы стали покидать его, он похудел, ноги стали опухать, дело двигалось к финишу. В это время уже наступила весна. Снег растаял, солнце с каждым днем все сильнее грело окружающий мир, появилась на полянах свежая трава, распустились колокольчики. Конвоир, который охранял их на лесоповале уже привык к своим подопечным, побегов не было. Каждого почти он знал по имени, так как работали совместно уже несколько лет. Однажды после ужина Иван Павлович, лежа на нарах, вспоминал свою прошлую жизнь. Начиная с детства – как рос, как бегал по деревне босиком, кусок теплого ржаного хлеба, только что вынутый матерью из русской печи, школьные годы, жену Соню и детей. Стало до сердца обидно, что так жестоко судьба с ним сыграла, а теперь он уже чувствовал, что долго ему не протянуть. Что делать? Как быть дальше? Некоторое время тому назад он не мог найти ответы на эти вопросы, теперь мозг его работал здраво и ясно – завтра совершу побег. Будь, что будет, пока совсем не ослаб, а то будет поздно, и никто не узнает, где безымянная могила моя. В эту ночь он совсем не спал, всё это свойственно людям, только под самое утро уснул.

Проснулся рано, еще не было подъема в лагере. Еще раз все детально продумал – что и как осуществить. Вещей у него никаких не было, приготовил самое необходимое: два напильника, две пачки махорки, спички и булку хлеба. Через несколько минут объявили подъем, умылся, повели на завтрак и этапом погнали на лесоповал. Теперь он следил за каждым движением конвоира, но пока подходящего момента для побега не представлялось, тот вроде чувствовал, все время находился недалеко от него. От бессонной ночи и множества дум, голова Ивана Павловича была как чугунная, словно обручами давила со всех сторон, всё это от напряжения. Напарник его по работе, глядя на него, спрашивал: Что с тобой сегодня, Ваня. Заболел еще с вечера, отвечал. Надо было в санчасть сходить, но сам знаешь, как там на нас смотрят, всё время думают, что мы работать не хотим. Все работали без всякой суеты, каждый занимался своим делом. Конвоир, видя, что всё идет нормально, разжег костер. Это он делал каждый день, так у него было заведено. Сел у костра, вынул затвор с винтовки, разобрал и стал протирать тряпкой. Иван Павлович, видя все это, решил – настал мой черед, если не сейчас, то, когда же ещё? Бросил пилу, которую держал в руках и рванулся бежать, сколько было сил. Бежать надо было 200м лесом, а затем была поляна, где не было ни одного кустика, метров 500. Это был самый опасный участок пути, здесь, на этой поляне решится судьба моя, если не убьют, то возможно спасусь, далее начинался смешанный лес.