Хроники Моокрогга. Изнанка Тьмы. Том 2 - страница 29



– Никаких ритуальных кругов? – нервозно хмыкнул я, потянув с плеча куртку. Нечего зря дырявить единственную приличную одежду, а шкура и сама зарастет.

– Ритуальный круг нужен, чтобы ограничить подвижность того, кто в нем заключен, в случае даэкхаар – это дух отрекаемого, чье насильственное умерщвление, совершенное с помощью магии, вполне способно породить крайне опасную сущность классом не ниже ревенанта. Наш ритуал не предполагает вашей окончательной смерти, поэтому и круг нам не пригодится.

Я вздрогнул, уронив рубашку на спинку стула – голос комиссара раздался куда ближе ожидаемого. Да, я уверен, что слишком выгоден Северу, чтобы Иса решил прикончить меня столь изощренным способом, но дело еще и в том, чтобы довериться чужому мастерству…

– Готовы? – виглар положил когтистую руку мне на плечо.

– Не уверен.

Иса хмыкнул, а в следующее мгновение я резко дернулся, но железная рука комиссара даже не шелохнулась. Ох, Бездна! Обжигающе-холодное лезвие пробило позвоночник и высунулось из грудины, раскалившись до свечения. Голос виглара грохнул в замкнутом пространстве отзвуками горной лавины, звуки жалили воздух, не торопясь складываться в слова. Больно было жутко, при этом сознание удерживалось в теле, а значит и волна агонии не слабела. Да уж, малоприятная процедура…

– Я сейчас проверну меч, – спокойно предупредил Иса.

Возмутиться я не успел, нечленораздельно взвыв до треска в горле. Хатр, с его тонким слухом, должен был оного лишиться напрочь, но у комиссара, судя по всему, выработался иммунитет к горластым жертвам ритуального убийства.

– И в обратную сторону.

Что б вас, с вашей страстью к симметрии и насквозь гармоничными построениями! Я прекрасно осознавал, что ярко светящийся клинок замер буквально в волосе от лихорадочно стучащего комка сердца. Ну и как сосредоточиться в такой нервной обстановке?!

– Последняя ступень. Вверх, одним движением, держа запястье абсолютно неподвижно и не наклоняя рукоять. Удачи, урожденный.

Серебряный меч комиссара поймал режущей кромкой сердце и я, наконец-то, умер.


Ну и куда идти, кого искать? Я огляделся, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в кромешной тьме. Это точно не Сопредельный мир. Но где тогда я? Куда может подеваться дух, если не в мир мертвых? Наверное, то, что я вижу – проекция моего собственного сознания.

Внезапно что-то сдвинулось в окружающей действительности, и я понял, что стою на краю лесной поляны. Бесшумно клонились к земле рябиновые ветви, украшенные кроваво-красными кистями, бесплотно задевали плечи. Я откуда-то знал, что стоит немного пройти по забирающей вправо тропинке и наткнешься на небольшую охотничью заимку. Пустую, если не считать дремлющего перед дверью вислоухого брыластого пса ржаво-черной масти. А если пойти вперед, переступив отчетливо видную границу высоких осыпающихся семенами трав?

Я осторожно тронул стебли носком сапога, поднял взгляд. Перед глазами расстилалась вересковая пустошь. Сплошное бело-серо-зеленое море, волнующееся без ветра. Вереск, цветок мертвых. И едва заметная тень, замершая на самой границе зримого.

Можно повернуть назад, войти в дом, что охраняет собака, которая никогда не потеряет след давно пролитой крови. Остаться и ждать, когда свершится задуманное, след потеряет значение, а дорога лишится смысла. Ждать бездействия и покоя.

А можно пойти вперед, навсегда позабыв тропу к призывно открытой двери, за которой все так предсказуемо и просто, пройдено не тобой, но до тебя, и потому неуловимо знакомо. Пойти вперед и увидеть, чья тень ложится на беспокойную гладь верескового моря.