Через минуту главная парковая аллея заполнилась вся от входа и до самой танцплощадки несмолкаемым топотом сотен сапог и разгорячённым дыханием людей в форме, которым понадобилось совсем немного времени на то, чтобы, оттеснив от ограждения гражданское население, окружить танцпол.
– И чтобы муха не пролетела! – скомандовал старшина.
Танцплощадка была окружена по всем правилам двойным кольцом.
– Отставить музыку! – приказал старшина ансамблю. – Оркестр и девушек просим организованно покинуть танцплощадку.
Повторять не пришлось. До корней волос почувствовав серьёзность намерений подоспевших в разгар общего веселья военных, барышни и музыканты спешно покинули пределы опасной территории, предоставив и её, и оставшееся на ней мужское население для проведения в жизнь экстренных мер воспитательного характера, последовавших незамедлительно. Все парни прикладами автоматов были уложены на деревянный настил.
– Пристрелить бы вас всех, уродов, но пока и этого хватит, – в сердцах воскликнул курсант Петя, чьего друга всего лишь час назад порезали ножом именно здесь, а потом от души пнул в живот какого-то парня, пытавшегося угрожать скорой расправой.
– Ты ещё скажи, что месть твоя будет страшна, дерьмо собачье! А ну, вставай! – Петя за грудки поднял обидчика на ноги. – Давай, попробуй мне отомстить.
И лишь только парень попытался ударить Петю, то нарвался на встречный удар и, потеряв сознание, снова завалился на пол.
– Только и можете, что вдесятером на одного, – прошипел Петя. – Козлы драные!
Когда с экзекуцией было покончено, курсанты построились поротно и походным маршем организованно вернулись в училище.
Парк погрузился в тишину, изредка прерываемую стенаниями и вздохами. Очевидцы поговаривали, что только выбитых зубов набрался целый мешок, а уж синяков и ссадин, наставленных прикладами автоматов и тяжёлыми кирзовыми сапогами с металлическими подковками, и вообще было не счесть.
Ранним утром следующего дня задолго до подъёма училище было поднято по тревоге и построено с оружием на плацу. Рассвет ещё не успел наступить и наполнить живительным солнечным светом землю, а потому выстроенные по ранжиру подразделения были похожи на памятники воинам-освободителям. Личный состав ожидал самого худшего: всевозможных дисциплинарных взысканий, перечисленных весомым перечнем в Уставе внутренней службы.
– Равняйсь! Смирно! – скомандовал заместитель начальника училища, стоя перед строем. – Равнение на средину!
Печатая каждый шаг, полковник Удовченко пошёл на доклад, а приблизившись к начальнику училища, остановился перед ним в двух шагах и громко доложил:
– Товарищ генерал-майор! Львовское высшее военно-политическое училище по вашему приказанию построено. Заместитель начальника училища полковник Удовченко.
Генерал молча выслушал своего подчинённого, а затем повернулся лицом к строю. Он смотрел на застывший, как изваяние, личный состав и молчал. Курсанты в строю не смели шелохнуться, и в наступившей тишине при полном безветрии казалось, что можно услышать биение сотен сердец.
– Вчера вечером около двадцати двух часов курсанты нашего училища организовали самое настоящую экзекуцию, избивая мирное население города Львова в парке культуры и отдыха, в результате которого пострадало более пятисот человек, доставленных впоследствии в лечебные учреждения, – начал генерал. – Это как называется? После вашего визита в парк весь стационар забит и переполнен покалеченными. Бинтов, йода и медикаментов не хватает, чтобы оказать помощь всем раненым. Кто-то умудрился накапать западным корреспондентам, и теперь «Голос Америки», не смолкая, передаёт эту новость во всех красках.
