Тощий оторвался от чтения и окинул зал орлиным взором.
– Скажу своими словами. Упомянутый малолетний преступник попросту залезал в варенье рукой, а потом это самую руку преступным образом облизывал!
По залу пробежал громкий ропот. Мужчины в первых рядах изумленно переглядывались, словно не веря своим ушам.
– Итак, любезнейший, что вы можете на это сказать?
Рудаков ответить не успел. Вместо него это сделал Белый, буквально взвившийся в порыве благородного негодования:
– Протестую! Артемий Андреевич находился в столь юном возрасте, что не мог полностью осознавать преступность своих деяний!
Ропот затих, а Тощий неожиданно согласился:
– Хорошо. Хотя я противник того, чтобы рассматривать юный возраст в качестве смягчающего обстоятельства, но готов принять ваши возражения. И заодно показать еще кое-что интересное.
Он снова пролистал блокнот и, найдя нужное место, обратился к залу:
– Минуточку внимания! Как вам понравится такая история: в возрасте девятнадцати лет, шести месяцев и двух дней, то есть, полностью осознавая свои действия, Артемий Андреевич в студенческой столовой съел порцию тефтель в сметанном соусе, запив пивом «Жигулевское». Я даже не упоминаю о составе этих тефтель, он ужасен, пикантность ситуации в другом: дома его ждал приготовленный мамой ужин, включающий, между прочим, пирог с капустой и овощной салат!
На этот раз ропот был куда громче. Некоторые зрители вставали и возмущенно кричали. Такое серьезное обвинение смутило даже Белого. Он с укоризной посмотрел на Рудакова, но быстро справился с эмоциями и заявил:
– Я понимаю, что все это звучит серьезно. Но в деле имеются другие обстоятельства. Во-первых, рядом с Артемием Андреевичем находилась некая особа женского пола, имеющая ярко выраженные вторичные половые признаки. В результате, концентрация тестостерона в организме моего подзащитного в две целых четыре десятых раза превысила норму. Соответственно образовался дефицит калорий, вызвавший острейшее чувство голода, а путь домой до законного маминого ужина занимал один час двадцать две минуты. Только представьте, сколько времени ему пришлось бы испытывать физические страдания! Так что я возьму на себя смелость квалифицировать происшествие как проступок, совершенный под воздействием чрезвычайных обстоятельств.
Речь произвела сильное впечатление. Публика успокоилась, и возмущенные крики сменились тихим ропотом.
– Значит, – язвительно заявил Тощий, – мой оппонент серьезно полагает, что развращенность и аморальное поведение могут служить смягчающим обстоятельством? Ладно, я не буду спорить, оставим этот аргумент на совести противной стороны. Я просто сообщу всего лишь один факт, который полностью перевернет впечатление о господине Рудакове! Смотрите же!
И он поднял над головой прозрачный пластиковый пакет с небольшим розово-коричневым предметом внутри.
– Узнаете?!
Рудаков даже отшатнулся от неожиданности и напора:
– Н-н-нет…
– Не удивительно! Вы попросту боитесь это узнать! – Тощий, потрясая пакетом, обратился к залу, – Перед вами точная копия сосиски в тексте, купленной и съеденной Артемием Андреевичем у входа в метро Таганская в возрасте тридцати одного года, одного месяца и двадцати двух дней!
Зал взорвался. Это уже не были крики отдельных людей, а целый ураган праведного гнева. Звуковая волна швырнула Рудакова на паркетный пол с такой силой, что перед глазами расцвели яркие радужные круги. Приподнявшись, он увидел, как на сцену лезут разъяренные повара, на ходу превращаясь в мерзких скользких тварей.
