Слова Сущности эхом отозвались в сознании. Это не сон. Он не в больнице. Это… это произошло на самом деле. Он в другом мире.
Кенджи осторожно встал, опираясь рукой о шершавый ствол дерева. Голова слегка кружилась. Он огляделся. Куда ни глянь – только лес. Густой, кажется, бесконечный. Никаких признаков цивилизации – дорог, зданий, даже тропинок.
Его карманы были пусты. Ни телефона, ни бумажника, ни ключей. Только бесполезные, рваные остатки прошлой жизни. Это было последнее и самое очевидное доказательство. Все, что связывало его с Токио, исчезло.
Не было ни боли от удара грузовика, ни видимых травм. Его тело чувствовало себя… сильным? Усталым, но базово крепким. Возможно, это и было то «формирование оболочки» или «идеализация», о которой говорила Сущность.
Рев двигателя. Скрежет металла. Последнее, что он почувствовал – это удар. Невероятный, сокрушительный удар, который выбил весь воздух из легких и раздробил кости. Боль была мгновенной и абсолютной, поглотившей все остальные ощущения.
Его зрение померкло, превратившись в алое пятно, затем в темноту. Звуки исказились, превратившись в оглушительный грохот, который вскоре тоже стих.
Тело перестало подчиняться, стало невесомым, а затем и вовсе исчезло. Сознание растворялось, как чернила в воде.
Он сделал несколько шагов, пытаясь понять, куда идти. Каждый шаг по незнакомой почве казался неуверенным. Его острота зрения, отточенная годами наблюдения за движениями противника в кендо, теперь инстинктивно отмечала детали окружения: сломанные ветки, следы на земле, изменения в рельефе. Было ли это началом «Взгляда, проникающего в суть»? Он не знал. Но мир вокруг казался… более четким, чем раньше.
Он почувствовал легкое беспокойство. Не панику, а скорее инстинкт выживания, который приказывал найти укрытие и оценить угрозы. В лесу могло быть что угодно. Дикие животные? Монстры, о которых он читал в фэнтези-романах, но не верил в их реальность?
Кенджи глубоко вдохнул. Воздух был чистым, но не давал ответов. Он был сам. Один. В мире, который не понимал.
Все его знания о выживании в дикой природе ограничивались парой документальных фильмов и общими представлениями. Но у него было кое-что другое. Дисциплина. Способность оставаться спокойным в стрессовой ситуации, отточенная на татами. Способность анализировать, планировать, действовать решительно. И навыки владения мечом, пусть сейчас у него и не было самого меча.
Он посмотрел на свои руки. Они были сильными, на них были мозоли от шинаев. Его тело помнило стойки, движения, удары. Его разум помнил тактику, философию, истории о воинах, которые выживали в куда более суровых условиях.
«Хорошо», – пробормотал Кенджи себе под нос. Его голос звучал хрипло. «Значит, это правда».
Он был самураем. Нет, не самураем – они служили господину. Он был ронином. Бродячим воином без хозяина, выброшенным на берег незнакомого мира.
Его взгляд упал на длинную, относительно прямую ветку, лежащую на земле. Не меч, конечно. Но…
Кенджи наклонился и подобрал ее. Она была тяжелой, грубой. Он подержал ее в руках, примериваясь к весу, к балансу. Неуклюжая. Но лучше, чем ничего.
Он принял базовую стойку, которую использовал в кендо. Лес вокруг затих, будто наблюдая. Кенджи сделал пробный взмах. Воздух свистнул. Не так, как при работе с боккеном или настоящим мечом, но… это было движение воина.
Осознание обрушилось с новой силой. Он не просто
