Читать онлайн Гастон Д'Эрелль - Княжич из Тени: Первые Заклинания

Холодный рассвет пробивался сквозь щели в срубе, выхватывая из полумрака пыльные дорожные сундуки и суровое лицо Гостомысла. Воздух в горнице ладожского купеческого дома был густ от запаха воска, кожи и немой тревоги. Лука, стоя у окна, сжимал в кулаке холодный металл – старый, истертый оберег в виде солнца с лучами-зигзагами, единственное, что осталось у него от настоящего отца. Шестнадцать лет. Шестнадцать лет жизни под чужой личиной, сына удачливого, но не самого знатного купца. Сегодня личина должна была стать броней.

– Лука! – Голос Гостомысла прозвучал резко, заставив юношу вздрогнуть. Приемный отец подошел, тяжело ступая по половицам. Его широкая рука легла на плечо Луки, и в ней чувствовалась не привычная грубоватая сила, а странная, почти дрожащая тяжесть. – Пора. Лошади ждут.

Лука обернулся. В глазах Гостомысла читалось то, что никогда не произносилось вслух: страх, гордость, безмерная жалость и леденящая душу осторожность.

– Помни все, сын? – спросил купец, понизив голос до шепота, хотя в доме кроме них никого не было. Верные слуги были отосланы под благовидным предлогом.

– Помню, отец, – отозвался Лука, и слово "отец" далось ему с привычной горечью. Гостомысл был добр, строг и справедлив, но он не был им. Не был князем Мирославом, чей образ, смутный и героический, жил в сердце Луки, как навязанная чужая сказка. Сказка с кровавым концом. – Я – Лука, сын Гостомысла, купца из Ладоги. Мать – Арина, из рода вольных древоделов, умерла при родах. Иду в Академию Вещего Шума по торговой ссуде гильдии, дабы познать магию оберегов для охраны караванов.

– Да, – кивнул Гостомысл. Его пальцы впились в ткань лукиной рубахи. – И больше ничего. Ни имени, ни крови, ни прошлого. Забудь, Лука. Забудь навеки, если хочешь жить. Там, куда ты идешь… – он махнул рукой в сторону окна, за которым виднелся туман, поднимающийся с Волхова, – … глаза и уши есть у всех. Дети бояр, княжеские отпрыски, иноземцы… И среди них – те, чьи отцы вонзили нож в спину твоему… – Он запнулся, сглотнув ком. – В спину князя Мирослава. Один неверный шаг, одно неосторожное слово…

– Я не забуду, – тихо, но с такой сталью в голосе, что Гостомысл отшатнулся, проговорил Лука. Он поднял оберег, и холодный металл на мгновение будто согрелся в его ладони. – Я не забуду никого. Но я буду Лукой, сыном купца. Пока не придет время.

В глазах Гостомысла мелькнул ужас. Он всегда знал, что в этом хрупком с виду юноше живет неугасимое пламя мести. Но слышать это вслух… было страшно.

– Цель твоя – знания, Лука, – настаивал он, почти умоляюще. – Сила через магию. Союзники через ум и осторожность. Месть… месть придет позже. Если придет. Выжить – вот первая задача. Понял? Выжить и учиться.

– Понял, отец, – ответил Лука, пряча горящий взгляд под опущенными ресницами. Он сунул оберег за пазуху, туда, где он лежал на голой коже, рядом с сердцем. Холодок успокаивал жар ярости. – Знания. Сила. Союзники. Я помню.

Проводы были краткими и лишенными свидетелей. Гостомысл обнял Луку у крыльца, крепко, по-мужски, сунул в руку тяжелый кошель с серебром и медью – «на дорогу и первое обустройство». Лошадь под Лукой, крепкий мерин гнедой масти, нервно переминался с ноги на ногу, чувствуя напряжение хозяина. Вьючная кобыла терпеливо ждала своей ноши.

– Пути-дороги, сынок, – прошептал Гостомысл, и голос его внезапно охрип. – Дай тебе Перун силы, а Велес – мудрости. И… берегись.

Лука лишь кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Он тронул коня пятками, и животное двинулось шагом по знакомой улочке, мимо крепких срубов Ладоги, к выезду из города. Он не оглядывался. Оглядываться было нельзя. Позади оставалось детство, пусть и лживое, но относительно безопасное. Впереди лежала Небыль – Академия Вещего Шума и все, что она в себе таила: надежда, опасность и долгая дорога мести.

Дорога на юг, вдоль полноводного Волхова, сначала казалась мирной. Солнце, пробиваясь сквозь осеннюю листву, золотило воду. Воздух был напоен запахом грибов, влажной земли и дыма далеких починков. Лука ехал не спеша, стараясь слиться с редкими путниками – такими же купцами с охраной, крестьянами с возами, бродячими скоморохами. Он выглядел как обычный юноша из зажиточной семьи, отправленный учиться: добротный кафтан из крашеного сукна, прочные сапоги, за спиной – кошель с припасами и сверток с запасной одеждой. Только слишком внимательные глаза выдавали в нем нечто большее. Он впитывал все: особенности речи встречных, слухи, доносившиеся обрывками, расположение деревень и перелесков. Карта местности, которую он заучил по рассказам Гостомысла и немногим доступным свиткам, накладывалась на реальность.

К исходу третьего дня пути мирный пейзаж начал меняться. Лес по берегам Волхова становился гуще, древнее. Сосны и ели вздымались к небу темными исполинами, их корни, подобно каменным змеям, сползали к воде. Воздух стал прохладнее, тишина – глубже, нарушаемая лишь шелестом листьев под копытами коня, далекой песней птицы и вечным шумом реки. Дорога сузилась до тропы, петляющей меж мшистых валунов и буреломов. Солнце скрылось за плотной пеленой туч, нависших над лесом. Настроение Луки сгущалось вместе с небом. Здесь, в этом первозданном хаосе, чувствовалось иное, древнее присутствие. Он вспомнил страшные сказки няньки – о Лешем, хозяине леса, что сбивает путников с тропы, о Водяном, таскающем неосторожных на дно, о волколаках, рыскающих в ночи. В Академии, говорил Гостомысл, эти твари – не сказка. Они часть мира. Часть магии.

Именно в этот момент Лука почувствовал первый укол тревоги. Не страх, а именно тревогу – как щелчок по натянутой струне внутри. Конь под ним насторожил уши, зафыркал. Лука придержал поводья, всматриваясь в сумрак леса справа. Казалось, огромные ели сдвинулись плотнее, образовав непроницаемую стену. А тропа… тропа вдруг стала уклоняться влево, к самому обрывистому берегу Волхова, где черная вода клокотала меж камней.

"Странно", – подумал Лука. Он отчетливо помнил, что еще полчаса назад тропа шла прямо, вдаль от реки. Он осадил коня, огляделся. Знакомых примет – старого дуба с обломанной веткой, камня, похожего на медвежью голову – не было. Вместо них – сплошная стена векового леса и зловещий поворот к воде. Сердце забилось чаще. Леший. Мысль пронеслась молнией. Хозяин леса играет с тобой.

Лука сделал то, что советовали бывалые люди: спешился. Он привязал коня к крепкой сосне подальше от обрыва, достал из вьюка краюху хлеба и щепотку соли. С дрожащими руками (от страха или от гнева на эту невидимую помеху?) он положил хлеб на плоский камень у корней самой большой ели и посыпал солью.

– Хозяин лесной, – прошептал он, стараясь, чтобы голос не дрогнул, – не гневись на путника. Прими хлеб-соль, дай дорогу ясную. Иду по делу важному, в обиду никому не дамся.

Тишина. Даже шум реки будто притих. Лишь ветер зашелестел в вершинах, словно злобно засмеялся. Лука замер, вглядываясь в лесную чащу. И вдруг… деревья словно вздохнули и плавно, почти незаметно, сдвинулись. Тропа, ведущая к гибельному обрыву, исчезла. А прямо перед ним, между двух некогда сомкнутых сосен, открылся проход, уводящий вглубь леса, но параллельно реке, по безопасному склону. Лука выдохнул, промокший от холодного пота. Он быстро вскочил на коня и поскакал по вновь открывшейся тропе, не оглядываясь. За спиной ему чудился тихий, довольный хохоток и запах прелой листвы и мха.

Чувство облегчения длилось недолго. Лес сгущался, сумерки спускались быстрее, чем Лука рассчитывал. Он решил остановиться на ночлег, найдя небольшое открытое пространство у ручья. Развел скромный костер, достал провизию. Усталость валила с ног, но уснуть он не мог. Лес вокруг был слишком живым. Шорохи, треск веток, неясные тени, скользящие в отблесках костра – все это держало нервы в напряжении. Оберег за пазухой казался ничтожной защитой.

Именно в этот момент волчий вой разорвал ночную тишину. Близко. Очень близко. Не один голос, а целая стая. Лошади взвились, заржали от ужаса, дергая привязи. Лука вскочил на ноги, схватив затупленный охотничий нож – единственное оружие, которое Гостомысл счел уместным для сына купца. Сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках. Волки? Или…

Из тьмы леса, прямо в круг света от костра, выпрыгнул первый зверь. Но это был не волк. Гораздо крупнее. Шерсть – грязно-серые космы, глаза – горящие желтые угли в морде, больше похожей на человеческий череп, чем на волчий. Длинные клыки обнажились в рычащем оскале. За ним материализовались еще двое таких же чудовищ. Волколаки. Хуже волков. Хуже людей. Твари, в которых души проклятых или оборотней слились со звериной яростью.

Лука отпрянул к костру, держа нож перед собой. Жалкая заточка против трех монстров! Он знал, что бежать бесполезно. Мысли метались. Магия? Какая магия? Он ничего не умел! Только чувствовал иногда… щемление в груди, тепло от оберега… Волколаки, низко пригнувшись, медленно, уверенно окружили его. Слюна капала на лесную подстилку. В их взглядах читался не просто голод, а какая-то адская насмешка, осознанное зло.

Первый прыгнул. Лука инстинктивно отскочил в сторону, почувствовав ветер от когтистой лапы. Зверь врезался в тлеющие угли костра, взвизгнул от боли и ярости, но тут же вскочил, тряся обгоревшей шкурой. Двое других бросились одновременно. Лука отбивался ножом, отчаянно уворачиваясь. Один коготь все же зацепил его по руке, оставив глубокую, жгучую рану. Боль пронзила, смешалась с ужасом и внезапным, всепоглощающим гневом. Гнев на этих тварей, на лес, на убийц отца, на всю свою беспомощность!

– НЕТ! – закричал он не своим голосом, не от страха, а от чистой, белой ярости. И в этот момент оберег на его груди вспыхнул ослепительным, почти невыносимым светом! Не холодным, а жгучим. Волна невидимой силы, горячая и сокрушительная, вырвалась из него, как удар грома без звука.

Волколаки, готовившиеся к новому прыжку, вдруг взвыли от нечеловеческой боли. Их шкуры задымились, будто их ошпарили кипятком. Желтые глаза полыхнули диким страхом. Они отпрянули, забились, скуля, как побитые псы, и кинулись прочь в лес, исчезнув в мгновение ока.

Лука стоял, дрожа всем телом, обливаясь холодным потом. Рука сочилась кровью. Костер был разметан, лошади в ужасе рвали привязи. Вокруг воцарилась гробовая тишина. Он поднял дрожащую руку к оберегу. Металл был горячим, как уголек, но не обжигал. Свет погас, оставив после себя лишь слабое, едва заметное свечение, как у светлячка. Что… что это было? Он это сделал? Отчаяние и ярость… оберег… Тепло растекалось из груди по всему телу, смешиваясь с дрожью и болью от раны. Он посмотрел на свои руки. Ничего особенного. Но внутри… внутри бушевало море. Море силы и страха перед ней.

Остаток ночи Лука провел без сна, прижавшись спиной к огромному дубу, с ножом наготове. Волколаки не вернулись. Лес хранил пугающее молчание. На рассвете он кое-как перевязал руку чистым лоскутом, наскоро собрал вещи и, успокоив лошадей, двинулся дальше. Следы Лешего или волколаков больше не попадались. Дорога вела его все глубже в древний лес, к подножию невысоких, но неприступных на вид холмов, поросших темным хвойником. Согласно указаниям Гостомысла, здесь, где река делала крутую излучину, скрывался вход в Небыль.