Хулиган напрокат - страница 11
— Бинго!
— Бред! — мгновенно выпаливаю я.
Все. Хватит. Пора прекращать слушать этот идиотизм. Похоже, от маниакального желания не топтать плац кирзовыми сапогами у Ольховского случился полный сдвиг по фазе.
Я собираюсь развернуться и уйти. Но делаю всего пол-оборота телом, как Максим цепляется за свою же толстовку на моих плечах, одергивая меня обратно к себе.
— Да стой же, Синичкина! — в его голосе сквозит отчаянием. — Почему сразу бред? Знаешь, почему ты не интересна Смирнову? Потому что ты – слишком легкая добыча. Думаю, что он давно уже понял, что ты в него втюрилась. Дай угадаю, ты вечно пялилась на него, когда никто не видит. Любое его поручение в этом ботансовете, а ты тут как тут. Всегда первая вызываешься ему помочь… Мы чувствуем, если девушка от нас течет. А потом, ты вообще сама пришла к нему с повинной. Я, как мужик, тебе говорю - это жутко льстит, но не заводит. Ты слишком неприметная и досягаемая. А сейчас твой мажорчик башку сломает, думая, как так вышло, что ты теперь со мной.
Максим прекращает тараторить и цепляться за меня, слегка отступает. А я стою на месте. Даже не моргаю. Смотрю в одну точку, потому что от его слов внутри все тяжелеет. Потому что эти слова попали туда, куда надо… В мою обиду.
Мне не хочется верить в россказни Ольховского… Но… Сжимаю челюсть и стараюсь дышать ровно. И не выходит. Ну не может же все быть так омерзительно банально?
— Лесь, мы реально можем помочь друг другу, — осторожно продолжает Ольховский. И я снова поднимаю на него взгляд. И Максим ловит его, склонив голову набок. — Это идеальный бартер. Ты спасаешь меня от армии, а я - преподношу тебе популярность на блюдечке. Как только ты станешь моей девушкой, — пальцами он обрисовывает в воздухе кавычки, — то твоему имиджу тихой и серой мышки придёт конец. Разве тебе не хочется танком проехаться по самолюбию того, кто дал тебе отворот-поворот?
Я по-прежнему молчу. В моей голове какая-то путаница из голосов и смешков Майер, остальных девочек, и собственного внутреннего я, которое пытается их перекричать. И пока я совсем не запуталась в собственных мыслях, задаю Максиму весьма очевидный вопрос:
— А как же твой имидж? Я же стремная и блеклая.
— Слушай, — он виновато закусывает нижнюю губу и вздыхает, — я не хотел тебя обидеть. Просто сказал как есть. И я же не назвал тебя уродиной. У тебя вон какие глаза огромные… даже ниче такие, красивые… Да и сегодня, кстати, ты выглядишь уже не так…
— Убого? — не могу сдержать ехидную ухмылку. Глаза, значит, у меня красивые… Господи, какой же Ольховский все-таки балабол.
— Не так серо… Волосы не зализала, одежда без этих жутких рюшек - и прям другой человек.
— А если засмеют тебя, когда узнают про наши отношения? — деловито складываю у себя на груди руки и вопрошающе приподнимаю брови.
— Лесь, я уже тебе говорил, что мне плевать на сплетни. Сейчас у меня все равно девушки нет. Мне нужно сдать этот чертов экзамен, получить диплом, отдать его предкам, а потом меня ждёт роуд-трип по американскому побережью с пацанами. Остальное мне неинтересно, — твердо заявляет Максим.
И мы снова замолкаем, стоя друг напротив друга возле входа в университет. И что-то подсказывает мне, что предложение Ольховского - это не какой-то пранк. Слишком серьезное лицо у этого товарища в татуировках.
За стенами универа звенит звонок с первой пары. И только тогда Максим отмирает, делая шаг ко мне. Он непросто сокращает расстояние между нами, а стирает его, становясь ко мне вплотную.