Резко мотнув головой, распахиваю глаза и стягиваю свою джинсовку, потому что душновато. Бросаю ее на соседний пуфик и поправляю ворот футболки. Что за? Откуда у Синичкиной вообще такой… орех?
— Ты там жива? — сипло интересуюсь я, когда перестаю слышать в примерочной хоть какие-либо звуки.
Синичкина отмалчивается, а я напрягаюсь:
— Леся…
— Блин! Вот же… — она, наконец, отзывается с сердитым пыхтением.
— Все нормально?
— Я, кажется, застряла...
— Где? — удивленно глазею на шторку примерочной.
— В платье, — беспомощно произносит Синичкина.
— Тебе помочь?
Олеся молчит, а пыхтение за шторками становится все отчетливее.
— Да чтоб тебя, зараза. Нет. Я сама… Ай!
И после жалостливого писка, я вскакиваю с пуфика и все-таки заглядываю за шторку.
Щеголяя обнаженной спиной и филейной частью в белье, Олеся безуспешно пытается стянуть с себя наряд, задрав руки вверх, а ее пучок волос сцепился с молнией на платье.
— Замри, — безапелляционно командую я, нагло втискиваясь в крохотную примерочную.
— Ольховский, выйди! — тут же протестующе шипит Олеся. — Я же раздетая!
«А я уже все видел», — ехидно вертится у меня на языке, но во время его прикусываю.
— На фиг мне это надо… Рассматривать тебя, — цокаю я.
И да. Я нагло вру. Пока мои руки хватаются за замочек на платье, я смотрю не на запутавшийся в нем пучок волос. Честное слово, я не хочу, оно как-то само, но скольжу взглядом по обнаженной спине. Ниже и ниже... По позвонкам и прямо к двум чертовски выразительным ямочкам на пояснице… И по моему телу пролетает покалывающая волна теплоты.
— Ты что? Пялишься на меня? — Синичкина дёргает руками, все ещё поднятыми выше своей головы.
— Ага, мечтай, — хрипло бормочу я, возвращая взгляд к молнии и запутавшимся в ней прядям.
Стараюсь как можно аккуратнее освободить волосы Олеси, но она лишь мешает мне то и дело нервно подергиваясь.
— Не дрыгайся, Синичкина…
— А можно быстрее?
— А можно не командовать? — шикаю я.
И мой взгляд опять устремляется вниз… к этим ямочкам над черной линией хлопкового белья... Мои пальцы сами путаются в движениях и опрометчиво рано тянут молнию вниз.
— Ай! Больно! — Взвизгнув от неожиданности, Олеся дёргается, теряя равновесие.
Ее попа четко припечатывается к моему паху, а я хватаю ртом воздух от концентрации тупой боли там.
И мы теряем равновесие уже оба. Я чудом не валюсь на пол. Спиной подпираю стенку в примерочной и успеваю поймать падающую на меня же Синичкину. Руками. Одним махом. Просто прижимаю ее к себе спиной. Голой спиной.
А мои ладони четко оказываются на ее голой талии и животе.
Боль в паху мигом затмевает прошедший по телу разряд тока. И я даже не соображаю, отчего мутнеет в башке: от залипательного ощущения теплоты чужой кожи у меня под пальцами или оттого, что в нос бьет уже знакомый сладкий аромат…
Оцепенев, я и Олеся замираем в этой слишком двусмысленной позе…
