– С каким временем… – глухо бормочет он. – Всё впустую, дочка, и эти дорогостоящие процедуры, и массажи – зря всё! Мне не встать никогда!
– Так, пап! Хватит! – резко поправляю одеяло, пряча за раздражением собственное отчаяние. Глаза начинают щипать, но я не позволю себе заплакать. – Давай-ка лучше поешь.
Он опускает взгляд, хмуро глядя в тарелку. Несколько секунд молчит, а потом бросает, будто нож в сердце:
– Лучше бы ты бросила меня давно, как это сделала твоя мама…
Мир вокруг будто замирает. Резкая, колючая боль вонзается в грудь, оставляя ледяной след. Я привыкла к таким словам. Они повторяются, как проклятие. И всё равно каждый раз больно.
Перед глазами всплывает тот день. Полтора года назад. Больничная палата, запах антисептиков, приглушённый свет. Папа – ещё не сломленный, ещё надеющийся, что всё это временно. Тогда мы верили, что реабилитация поможет, что он встанет на ноги, что мы справимся. И именно в тот момент мама ушла. Просто оставила записку на тумбочке рядом с его кроватью. "Прости. Я не могу. Мне слишком тяжело."И всё. Ни слов поддержки, ни сожаления. Она просто ушла, не подумав ни обо мне, ни о нём.
А ведь для папы это был не просто диагноз. Это был приговор. Он всю свою сознательную жизнь работал строителем, последние десять лет был прорабом. Он жил этой работой, любил её, гордился каждым проектом, каждой построенной стеной. Авария отняла у него не только способность ходить, но и смысл жизни. Но уход мамы ударил по нему ещё сильнее. Он не плакал, не кричал, не просил её вернуться. Просто замкнулся. Как будто что-то внутри него окончательно сломалось.
Я ненавижу её. За трусость. За предательство. За то, что сделала с папой. За то, что бросила нас, когда мы нуждались в ней больше всего.
Горло перехватывает спазм, но я быстро проглатываю его, привычно надевая маску спокойствия.
– Ерунды не говори! – голос срывается, вырывается со злостью. – Я не моя мама. И семью никогда не брошу.
Папа ничего не отвечает, только ковыряет вилкой салат, избегая моего взгляда.
Я глубоко вдыхаю, сглатываю комок в горле, наклоняюсь и касаюсь губами его шершавой щеки.
– Смотри, как покушаешь – сразу выпей лекарства. Вот они здесь, на тумбочке. Я бегу на собеседование, пока не знаю, когда вернусь. К тебе тётя Зина зайдёт, присмотрит.
– Не надо! – резко бросает он, но я уже отворачиваюсь.
– Всё, иду собираться, – твёрдо говорю, выходя из комнаты.
– Не забудь про лекарства, пожалуйста! – напоследок напоминаю, заглядывая в дверной проём.
– Ага, – доносится угрюмо в ответ.
Щёлкаю дверью, оставляя его одного, и выдыхаю. Глубоко, прерывисто. В груди клубком свернулось напряжение. Но я не имею права сдаваться. Я пообещала себе и папе, что буду сильной. Что сделаю всё возможное, чтобы он снова встал на ноги, даже если сейчас он в это не верит. Я не позволю отчаянию взять верх. Я найду деньги на реабилитацию, на массажи, на всё, что потребуется. Я отдам долг и позабочусь об отце, какой бы тяжёлой ни была эта ноша. Потому что он – моя семья. И я не повторю ошибки мамы.
Ещё один день. Ещё одно сражение. И я должна его выиграть.
