Хюррем Хасеки Султан - страница 3



Ее рыжие волосы, некогда предмет гордости и символ ее отличия, теперь были выгоревшими, спутанными и грязными, лицо покрыто пылью и сажей, одежда – рваной и промозглой. Внешне она ничем не отличалась от других пленниц – изможденных, грязных, лишенных достоинства. Но внутри, под этой внешней оболочкой, продолжал гореть огонек. Тот самый, что зародился в первую ночь, когда она прошептала себе: "Я выживу".

Чтобы не сойти с ума от горя и однообразия, Александра начала наблюдать. Слушать. Она прислушивалась к разговорам татарских воинов, пытаясь уловить хоть одно знакомое слово, хоть интонацию, которая могла бы что-то подсказать. Их язык был чужим, резким, гортанным. Но она заметила, что некоторые слова повторяются чаще других. "Стамбул", "базар", "сарай" – дворец, "акче" – деньги, "кяфир" – неверный, "хатун" – женщина. Эти слова, обрывки фраз, становились для нее маленькими кусочками информации, из которых она пыталась сложить картину своего будущего. Их везут продавать. В Стамбул. В большой город, где есть дворец и рынок рабов. Они – товар. "Живой товар".

Она также наблюдала за охранниками. За их привычками, сменами караула, тем, как они обращаются с лошадьми, как едят. Замечала, кто из них более жесток, кто равнодушен, кто, возможно, менее внимателен. Это было скучное, изматывающее наблюдение, но оно отвлекало от боли и давало иллюзию контроля. Она училась понимать, когда стоит молчать, а когда можно попытаться попросить воды – чаще всего безуспешно. Училась улавливать настроение того или иного воина, чтобы знать, когда лучше не попадаться ему на глаза, а когда можно рискнуть.

Среди пленников тоже были свои негласные правила. Те, кто мог идти быстрее, занимали место ближе к началу колонны, чтобы не быть подгоняемыми. Те, кто отставал, рисковали быть брошенными. Не было сострадания, была лишь борьба за выживание – не друг с другом, а с этим ужасным путем, с охранниками, с собственным телом. Александра держалась сама по себе, насколько это было возможно в плотной колонне. Ее внешность, ее едва заметная внутренняя сила, привлекали нежелательное внимание как со стороны охранников, так и со стороны некоторых пленников, озлобленных своим положением и готовых выместить свою ярость на более слабых или тех, кто хоть чем-то отличался. Она научилась прятать свою личность за маской усталости и безразличия, сохраняя ту крошечную искру внутри себя.

Однажды, во время короткого привала у ручья, она пережила момент, который лишь укрепил ее решимость. Молодой татарский воин, тот самый, что попытался сорвать с нее крестик в первую ночь – воспоминание о котором до сих пор жгло ее как клеймо, подошел к ней с грязной ухмылкой. Он что-то сказал на своем языке, грубо хватая ее за руку. Александре удалось вырваться, но он замахнулся. Лишь вмешательство старшего воина спасло ее от сильного удара – товар должен был быть доставлен в целости. В тот момент, стоя под взглядом этого старшего воина, который видел в ней лишь потенциальную прибыль, Александра поняла: ее тело, ее жизнь – теперь собственность других. Но ее "воля", ее "дух" – их никто не сможет забрать, если она сама этого не позволит.

Постепенно пейзаж начал меняться. Степи сменились холмами, затем показались признаки более населенных мест – редкие деревни, которые они обходили стороной, чтобы не вызвать тревогу, обрабатываемые поля. Воздух стал теплее, влажнее, пахнущий солью и чем-то еще, незнакомым и огромным. Впереди, за очередным гребнем холма, начала проступать синева, сливающаяся с небом на горизонте.