Однако сказывалось, что Гера забрался на промысловую охоту, а до сих пор ничего не добыл, сплошное расстройство, иметь добычу очень хотелось, и через какое-то время пробудившаяся алчность оказалась сильнее прежних здравых мыслей. Скрывая свой успех Гера взвел пружины капкана снова, орудие лова установил у самого берега в воду, где, вероятнее всего, стояло прежде.
Вот только кровь из отстреленной головы местами окрасила ледок, и Гера так истоптал снег на берегу, что не трудно догадаться – следили не ради забавы, выдра попадалась, человек ее забрал. А тут еще он подумал, что незнакомый охотник выстрел услышал, мог сейчас спешить сюда, вот почему скорее затолкнул выдру в рюкзак и быстро зашагал, направившись в сторону к избушке.
Правда, пока шагал, то алчность постепенно отступала, Гера становился таким, каким его знали приятели, уже намеревался встретить незнакомца весело, сказать: «Взял твою выдру, иначе бы сбежала, благодарность должен мне объявлять. Забирай ее, но ставь бутылку, и по рукам», – хотя жалко было расставаться с ценной шкуркой. Незнакомец должен сказать спасибо, что его выдру вытащили, могла открутить лапу и уплыть.
Когда добрался до избушки, то по-прежнему не исключал, что незнакомый охотник ввалится в помещение, разгневанный.
По предположению Геры незнакомец приходил из деревушки Орендорская, находившейся в низовьях речки, ставил капканы и в деревушку возвращался, мог ночевать в тайге, обогреваясь возле костра.
Вот только удастся ли по-хорошему разойтись, задавал Гера себе это вопрос, партизанское поведение незнакомца продолжало не нравилось, указывало на то, что от незнакомца можно ждать что угодно.
Шкуру с выдры он кое-как снял, маленький опыт имел, однажды добыл лису, единственный его пушной трофей. Он ехал тогда на машине со знакомым пенсионером, с которым бывал на нормальных охотах, намеревались найти на Волге не успевшую улететь на юг чернеть, осень была на редкость продолжительной, и вдруг увидел возле дороги мышковавшую лисицу. Лиса прочь не пустилась и после того, как машина остановилась, подалась задним ходом, поняла, что нужно спасаться лишь после того, как увидела резво выскочившего из машины человека, который не стал обращать внимание на то, что сидевший на задних сидениях пенсионер его останавливал, охота на пушного зверя откроется через неделю. Хотя расстояние до лисы было порядочным, а Гера выстрелил, о дистанции не думая. И лиса завалилась. Однако через несколько секунд она поднялась, пустилась прочь; шальная дробина попала ей в голову, оглушила, так позднее объяснил пенсионер, эту охоту осудивший. Гера успел к лисе подбежать на расстояние надежного выстрела, добил. Шкуру с лисы он снял не очень умело, порезал в двух местах, но одолел, подсушил, натянув на развилку мездрой наружу, принес в контору, принимавшую пушнину, и услышал: шкура должна быть мехом наружу. Вернувшись домой, он шкуру вымочил в солоноватой воде, как ему подсказали, вывернул, снова подсушил, да раньше времени спрятал, поместив в целлофановый пакет, нести в контору было лень, долго лежала, начала пованивать, повесил ее на балконе, прикрепив к бельевой веревке, да прикрепил недостаточно крепко, шкуру поднявшимся ветром сорвало. Поздно пропажу обнаружив, он увидел, выйдя на балкон – во дворе со шкурой расправлялся бульдог, живший в соседнем доме. Гера во двор выскочил. Бульдог успех отгрызть у лисы хвост, шкуру извалял. Гера чуть не прибил кобеля, стал ругаться с хозяином бульдога, а что толку, сам виноват, что шкуру упустил. Он забросил шкуру на шкаф, валялась там, когда достал, то обнаружил – моль шкуру изъела.
