Внезапно он вспомнил вчерашний сон и сразу в груди опустошилось, словно мигом вышел весь воздух, а сердце заколотилось с удвоенной силой, будто изнутри кто-то застучал. Одновременно потеплел и живот.
«Опять? Двойник? Дубль? Или как там тебя?», – стараясь восстановить дыхание, подумал Данила.
Прошлой ночью ему приснилось какое-то темное помещение с большим садком, в котором сидел белоголовый орел. Поначалу он будто бы спал, но потом открыл глаза и стал осматриваться. Затем орел издал жалобный крик и начал с трудом поворачиваться в клетке вокруг своей оси, то и дело просовывая голову между прутьев, как если бы хотел выбраться наружу. Клетка раскачалась, словно была подвешена на нитях. Видимо, не найдя выхода, орел принялся непрерывно кричать и пытаться хлопать крыльями, хотя размеры клетки не позволяли им размахнуться полностью. Орел быстро пришел в неистовство, и вот он уже сжимает мощными когтями прутья, кусает, стараясь разорвать их своим загнутым клювом, мотает головой, раскачивая садок все больше и больше. Зрелище было поистине впечатляющим: от буйства орла даже доносился ветерок, а мелкие перья разлетались в стороны. И вот в какой-то момент клетка сдается, срывается вниз, с грохотом падает наземь, ломается, а орел, выбравшись, наконец, из плена, взмывает с победным криком и скрывается из виду.
От нахлынувшего воспоминания Данила сглотнул. Гусь по-прежнему томился в духовке, напоминая своим видом о бренности существования. Вроде пыжишься, работаешь, делаешь что-то там на благо общества, но сам при этом являешься всего лишь звеном в длинной цепочке изменения мира, звеном настолько незначительным, а цепочки вряд ли такой уж важной, что не покидает ощущение бессмысленности жизни, которая проходит быстро и растворяет человека без остатка. И на этом все, эпитафия.
От таких мыслей сразу захотелось выпить. Мелодичная трель дверного звонка смахнула с Данилы налет меланхолии, на душе сразу стало легче и позитивнее. Одновременно из ванной вышла мама и, со словами «Во, как я вовремя» открыла дверь.
На пороге стояла сестра с бутылкой белого вина в руке, а рядом довольный восемнадцатилетний племянник ростом под метр восемьдесят, на голову выше своей матери. Сергей был худощав, сестра же, напротив, располнела, поэтому рядом они смотрелись довольно комично. Данила не видел их уже с полгода и успел сильно по ним соскучиться.
После приветственного церемониала все прошли на кухню, где Данила вручил сестре букет:
– Держи, Светка, и ни в чем себе не отказывай.
Сестра искренне удивилась сюрпризу, на щеках выступил румянец.
– Ого, – сказала она, чмокнув брата. – Спасибо! В честь чего?
– Просто так.
– Даня, какой ты стал сердечный, заботливый, а ведь был хам хамом.
– Да не придумывай, – отмахнулся Данила. – Я всегда был хорошим, скажи, ма.
– Скажу!
Все расселись за столом, и под общий восторг мама достала из духовки противень с дымящимся гусем. Аромат распространился на всю кухню. Покосившись на птицу, Данила испытал к ней жалость.
Гусь оказался богатым на вкус. Неожиданно Данила (недавно подсознательно отождествивший себя с этой глупой птицей) принялся поедать мясо с особой животной рьяностью, желая таким способом быстро и по возможности агрессивно, разделаться со своей никчемной жизнью, чтобы в кратчайшие сроки начать новую, осмысленную и стоящую, пока не поздно; как бы это не выглядело глупо, но в последнее время для него любая подобная чушь имела значение. Сестра и мама больше ели овощи, а племянник, осмелевший к совершеннолетию выпивать в открытую, с деловым видом сомелье дегустировал вино.
