И верить, и любить - страница 17



Бессонница. Пора рассвета.
Я не пойму – который час.
Сиротство душ – пожалуй, это
И есть то главное, что нас
Роднит с тобой. Да-да, сиротство.
А остальное всё, что есть,
Лишь дополняет наше сходство:
Одна судьба, одна и честь.
Кто нас вдвоём с тобой осудит?
Ославит кто, коль мы чисты?
Сама похожесть наших судеб
Знак наложила на черты.
Что сводит вместе нас и манит?
Что так влечёт?.. Во все века
Так корабли в густом тумане
К земле идут наверняка.

«Что-то нынче загрустилось…»

Что-то нынче загрустилось,
Прямо скажем, через край…
Сердце с юностью простилось.
Ну, так что же – прощевай!
Не вчера ли был я весел?
Ах, беспечная пора!
Всё гулял да куролесил,
От добра искал добра.
Не кручинился я сроду,
Знать не знал тоску и боль.
Но пришёл сегодня к сроку
Осмысленья жизни, что ль?
Эх, напасть! Да то ли было!
Не соври, мое перо:
Жизнь порой нещадно била
И под дых, и под ребро.
Не ругая всуе Бога,
Не таил я, друг, обид.
Впереди ещё дорога
Ой крутая предстоит!
Ты оставь меня, кручина,
Понапрасну не радей!
Не страшит меня кончина
На миру, среди людей.
Что же, молодость не вечна!
Только виду не подам,
Но всплакну, всплакну, конечно,
По умчавшимся годам.
Приготовит зрелый возраст
Много встреч, разлук и дел.
Но отзывчивость и добрость
Сохранить бы я хотел.
Буду жизнь я в каждом миге
Так любить, как любят мать,
Чтобы бережнее книги
Дни останние листать…

«Февраль удалился, отвластвовал…»

Февраль удалился, отвластвовал
И нас не стращает пургой.
Осел у забора щелястого
Горбатый, как старец, сугроб.
И льдин голубые промоины
Всё сахарней, звонче хрустят,
И вешние птицы проворные
Того и гляди, прилетят…

На зимнее время. 1997

«Друг, под отеческим небом…»

Друг, под отеческим небом
Наша дорога обща.
Сыты с тобой мы не хлебом
И не тарелкой борща.
Если худое случится,
Нам не страшна и сума.
Пресса в калитку стучится,
Радио входит в дома,
«Теле» врывается в души…
И по всему по тому
Всякий, имеющий уши,
Слышит и верит всему.
Выстрел словесный – он точен
Снайперски, как на войне.
Что там вода у нас точит?
Слово – жесточе вдвойне!
Верно оно и обманно.
И неужели навек
Nonum prematur jn annum[1]
Мудро Гораций изрек?
Знаешь, а я вот не верю
В древние эти слова.
Не применима ты к веку,
Формула, и не права.
Но о текущем, о сущем
Как в наши дни не кричать?
Ныне и в веке грядущем
Русскому слову звучать!
Нет, не буколики вроде
Я сочиняю и ты.
Лето моё на исходе.
Век у последней черты.
Понят ли буду, прощён ли,
Сын тихоструйной Оки,
Милой с рожденья Мещёрой,
Вами, мои земляки?
Ваши слова – не подарок:
«Ты уж не мальчик, а муж.
Взялся за гуж, так подавно
Не говори, что не дюж.
Крепче набычивай шею,
Ложные рви постромки
Ради счастливо пришедшей
За полночь верной строки.
Скажут бессонные ночи,
Сети морщин на челе,
Искренне или не очень
Ты, уподобясь пчеле,
Доброе слово лелея,
В трудный для Родины час
Дело свое разумея,
Пел о себе и о нас…»

«Осень, августейшая особа…»

Осень, августейшая особа,
Ты равно царица и раба.
Ночью закуржавилось засова
Стылое железо и скоба.
В шумной, золотой своей накидке,
За окном заголубеет лишь,
Статная, царицей у калитки
Вновь ты, венценосная, стоишь.
Как по воле мудрого визиря,
Ветер, не стихая ни на миг,
Выткал за ночь к твоему визиту
Под ноги цветастый половик.
Грустная, прощальная картина…
Заходи, царица, володей!
Ярого подсолнуха вдоль тына
Вволю наклевался воробей.
Загодя готовясь к нашей встрече,
Умиротворен уже сполна,
Провожая молодость, под вечер
Пригубил я терпкого вина.
Золотой твой скипетр державный —