Облокачиваюсь на стол. Теперь мы можем поговорить как взрослые люди.
– Скажи правду, – требую я.
– Какую?
– Почему ты оформил опеку над нами? У тебя есть какой-то мотив, да? Ты хочешь получить мамино наследство? Или ты продашь нас с сестрой в рабство? Или мы будем горбатиться на твоем дачном участке, чтобы тебе самому не пришлось копать картошку? Иначе зачем тебе тащиться сюда, да еще и пешком?
Варианты сыплются пулеметной очередью. Смех Тихона вводит меня в ступор.
– Что смешного?!
– Что Надя тебе обо мне рассказывала?
Прикрываю дверь, чтобы сестра не услышала, и возвращаюсь за стол. На самом деле мама ничего о нем не упоминала, но он-то об этом не знает.
– Она говорила, что ты уголовник.
Дядя качает головой.
– Что, разве это не так? – указываю на его руки.
На костяшках и тыльных сторонах ладоней набиты татуировки. Может, у него плечи и предплечья тоже ими покрыты, только из-за длинных рукавов не рассмотреть.
– Татуировки это всего лишь украшение, – отвечает дядя.
Поджимаю губы.
– А машина где? Неужели у тебя ее нет? – перевожу тему.
– Есть.
– Тогда почему ты пришел сюда пешком?
– Потому что походы закаляют дух.
Прищуриваюсь, скрещиваю руки на груди. Мы с ним как два ковбоя: каждый подгадывает момент, когда лучше выхватить ствол из кобуры и пальнуть в противника.
– Ты что… из какой-то секты? – продолжаю допытываться.
Дядя улыбается одними глазами, достает телефон из кармана штанов и кладет передо мной. На экране раскрытый чат мессенджера. Ни одной буквы, только голосовые сообщения. На аватарах собеседников он… и мама.
– Надень, чтобы Мила не услышала. – Тихон дает мне наушники.
Засовываю вкладыши в уши. Амбушюры неприятно шуршат. Руки дрожат, сердцебиение ускоряется.
– Начинай отсюда. – Дядя включает запись.
Голос мамы звучит болезненно. Так, как звучал последние полгода.
Надя: Девочки останутся совсем одни… Ты должен их забрать.
От хриплого кашля на записи хочется плакать. В больницу маму забрали на скорой, и ей наконец стало немного легче. Но за отсутствие боли мама расплачивалась сонливостью и вялостью.
Тихон: Может, еще есть шансы? Я приеду и…
Надя: Это конец. Разве ты сам не слышишь? Я умираю. Пообещай, что заберешь девочек. Что не… бросишь их одних.
Тихон: Я обещаю.
Надя: Спасибо.
Включаю сообщение за сообщением. Слезы текут, нос забился. Шмыгаю им, прикрыв рот рукой. Забываю про дядю в кухне, не вспоминаю про сестру, что в любой момент может зайти. Я просто хочу слышать мамин голос. Хочу, чтобы он не переставал звучать.
Когда слезы высыхают и вырастает горка скомканных салфеток, чувствую себя опустошенной. Вдохнув и набравшись мужества, запускаю последние сообщения.
Надя: …передай девочкам, что я их люблю.
Надя: И скажи Вере, что она умница.
Надя: Я так много упустила из-за болезни.
Всхлипывания. Мама дышит медленно, с присвистом. Значит, конец уже приближался.
Надя: Вера будет сомневаться, что ты… что тебе можно верить.
Надя: Вера… Ничего не бойся. Бери Милу, и идите с Тишкой.
Надя: Все будет хорошо.
– Хватит, – сиплю.
Дядя наливает в кружку воды, и я жадно выпиваю ее.
– Мы пойдем с тобой… раз мама этого хотела.
