Энвидий поднялся на пятый этаж, где находилась кладовка, и отворил ее лежавшим в кармане ключом. Потянув на себя массивную металлическую дверь, он, не входя внутрь, положил пакет за порог и тут же снова закрыл помещение на ключ. Оставаться в кладовке прямо сейчас с тем, чтобы отобрать комплектующие к хищению, было бы нерационально и опасно: перед важным совещанием повсюду суетливо слонялись зоркие стукачи, которые в темном, плохо освещенном коридоре могли заметить лившийся из-под двери кладовки свет и из любопытства заглянуть на огонек. Такого развития событий Сапог желал меньше всего, отчего и принял решение действовать под шумок совещания. Пройдя по коридору от входа в кладовку до выхода на крышу, он уверился в отсутствии на его преступной дороге камер и двинулся в противоположный конец холла, оканчивавшийся большим конференц-залом, где проходили совещания, и где Эн должен был настроить оборудование для переговоров.
Войдя в совещательную комнату, Сапожников, к своему неудовольствию, застал там секретаря «РандомЭкса» и незаменимую правую руку гендиректора – Марию Витальевну Трещеткину. Самая большая трудность в общении с Марией Витальевной заключалась в ее чрезвычайной разговорчивости, из-за чего отвязаться от нее порой бывало очень непросто. По глупости или храбрости ввязавшись в диалог с ней, соответственно глупец или храбрец обрекал себя на то, чтобы стать жертвой ее непомерной болтливости. Закончить общение с Трещеткиной, не оскорбив ее при этом своим категорическим отказом продолжать беседу со ссылкой на необходимость бежать по делам или по какой-либо другой весомой причине, было априори невозможно – поступивший таким образом наглец, восвояси удаляясь прочь от оставленной в гордом одиночестве уязвленной администраторши, еще долго испытывал на себе ее сверлящий презрительный взор, параллельно подвергая себя как минимум двум разным бранным проклятиям и заочно принимая в свой адрес нашептываемые Машей под нос неодобрительные высказывания, содержание которых почерпывалось из собиравшихся ею со всего завода сплетен различной степени лживости. В связи с этим обходить Марию Витальевну стороной и встревать в разговор с ней только в случае крайней необходимости старались даже руководители подразделений, ко всему прочему отлично осведомленные об особом положении Маши в кулуарной структуре организации, которого та добилась за счет своей выгодной должности, позволявшей ей не только иметь непосредственный доступ к обеим папкам, но и быть в курсе обо всех слухах, домыслах и настроениях среди персонала. Так как Мари всегда в точности доводила их до сведения высшего руководства, она прочно заслужила в коллективе репутацию верного цепного пса гендиректора и его заместителей.
– Энвидий Маркович, ну надо же – никак пришли аппаратуру настраивать! А что, пораньше это сделать нельзя было? Время уже пять минут десятого! А если сейчас что-то не получится подготовить, и у вас не хватит времени все настроить? А если, не дай бог, что-то сломалось? – сразу же с претензии вместо приветствия начала свою возмущенную речь Мария Витальевна, которая была занята размещением на столе бутылок с водой.
– Был занят другими неотложными делами, – слукавил помощник сисадмина, – не получилось пораньше. Да и нечему тут ломаться. Тут делов-то на пять минут.
– Да что-о-о вы говорите! Надо же, какая самоуверенность! Ну сейчас посмотрим, как оперативно вы со всем справитесь! – не переставала изливать свою желчь Трещеткина. – Только вот не надо тогда просить вам помочь и потом бегать распинаться передо мной: «Мария Витальевна, подскажите: а как сделать это? Мария Витальевна, а как сделать то?»
