Утром, одевшись потеплее, мы вышли из дома. От холода некоторое время у меня слезились глаза. От холода ли? Кроны деревьев на горизонте царапали солнце. Ветра не было.
– Мы пойдем к тому лесу? – спросил я.
– Мы пойдем через тот лес, – ответил Кит и сделал глубокий вдох.
Я убрал руки в карман куртки и почувствовал тепло, которое ткань унесла с собой из сонного дома. Оно заставило меня вспомнить темную комнату с кроватью в углу, журнальный столик у стены и старый пыльный ковер с узорами, которые каждый из нас видел в детстве. Я подумал о том, что прошлое, каким бы забытым или ушедшим оно ни казалось, всегда рядом – стоит лишь разок взглянуть под ноги, и сразу же всплывают картины того, что ты когда-то оставил. Прошлое в окружении, и от этого не сбежать. От этого не уйти. Нельзя перестать замечать того, что есть мир. Все вещи связаны единственной нитью. А нить эта – вся наша жизнь.
– Там есть хорошие колеи от снегоходов, по которым удобно идти, – услышал я конец его фразы и мысленно упрекнул себя за то, что снова потерялся в раздумьях. Но друг мой ничего не заметил или все понял и продолжил: – поэтому нам не придется идти по сугробам.
– Как же досадно, – литературно выразился я.
– … – не литературно выразился Кит, затем взял меня за локоть и повел за собой, – мы можем проложить свои тропы.
– Не стоит. Спасибо, – ответил я и освободился из его захвата.
Мы шли по обочине какой-то дороги, затем свернули на узкую тропинку, середина которой была продавлена гусеничной лентой снегохода, и постепенно приблизились к лесу.
Из снега островами торчали сухие стебли тысячелистника, а солнце расстелило перламутровый Млечный Путь мерцающих снежинок. Стояла холодная, но какая-то добрая, спокойная тишина. Я находил умиротворение в присутствии человека, который шел рядом со мной. Неужели в мире так много людей, с которыми мне комфортно? К двадцати четырем годам я насчитал уже троих. В этот раз я решил не углубляться в собственные мысли, а порассуждать вслух:
– А много ли ты встречал людей, с которыми тебе комфортно просто быть рядом?
– Ты знаешь, – протянул он, – я как-то не особо задумываюсь о собственном комфорте рядом с человеком. Для меня важнее то, что ему комфортно со мной.
– Но это же заставляет тебя подстраиваться! – возразил я.
– Нет, если человек делает для тебя тоже самое, то вам комфортно друг с другом.
– Я с тобой не согласен. Это же и-ми-та-ци-я! – крикнул я в поле, что простиралось передо мной.
Кит засмеялся и опустил голову, рассматривая то место, где когда-нибудь будут цвести подснежники.
– Это сарказм, дурак, – ответил он и протянул руку к моему локтю.
Я резко отстранился и оттолкнул его.
– Вот, значит, как! – прошипел он и сделал шаг в мою сторону, вызывая лавины Дхаулагири[1] своими ногами. – Ну-ка, повтори!
Я со всего размаху опустил ладонь, и в этот момент он отпрыгнул в сторону, одновременно пытаясь схватить меня за рукав второй рукой. Я снова резко выдернул свою руку, но упустил из виду самого Кита, так что он рывком смог накинуться на меня, обхватив обеими руками за плечи. Кряхтя и истерично смеясь, он попытался повалить меня на снег. Такие всплески спонтанной жестокости когда-то давно очень сильно удивили меня, но потом я понял, что это жест признания. Он редко позволял себе дурачиться, и все эти толчки, захваты, прыжки и смех были всего лишь странной игрой, в которой я с удовольствием принимал участие. И сейчас мы были одни посреди снежного поля на тонкой тропинке, ведущей в мою молодость.
