Читать онлайн Тай Внебе - Ответь мне, собака

"Жаль, невозможно угадать, Тот миг, когда, падает звезда.

Вот, первый снег к твоей щеке приник, Как жаль, это лишь вода…

Где ты самый счастливый, Самый белый, Самый новый – новый?

Здравствуй, самый счастливый!

Самый-самый! Самый-самый!

Здравствуй! Новый год…"

(Новогодняя колыбельная, Смешарики)

Из миллиарда банальностей сделать неповторимое. Вы пытаетесь. Из миллиарда вещей, которые делали, делают и будут делать люди, слагается ваша жизнь, непохожая на остальные. Из миллиарда банальностей, которые писали, пишут и будут писать, слагается книга. Ты не Наполеон, а я не Достоевский. Мы квиты.

Науров ненавидел биологию. Должно быть потому, что она казалось ему не наукой о жизни, а наукой о том, как поработить эту жизнь, сделать окружающий мир правильным и подвластным человеку.

Науров никогда не видел нецивилизованной природы. Весь его личный опыт о ней начинался с котёнка, путающегося под ногами в гостиной, и диффенбахий, заполонивших собой пустоты между мамиными комодами, и кончался зоопарками и ботаническими садами. Природа, посаженная вдоль тротуара и идеально подстриженная, природа, размещённая в клетках и декорированная корягами, природа, тщательно вычищенная и оберегаемая от всего лишнего. Впрочем, в леса мальчик не рвался, он уже не раз вполне равнодушно думал, что возможно всю жизнь проведёт в Голубых Городах, не побывав за границами этого сумасшедшего мегаполиса. Глупо рваться оттуда, куда рвутся все. Грёзят волшебным миром, ночами залитым синим сиянием, перед которым меркнут даже звёзды, городом, попирающим небо, как вавилон своими башнями.

Науров запихнул учебник по биологии за 8 класс в рюкзак и принялся натягивать куртку.

– Привет, Чёлка! Куда так спешишь? Дома мама ждёт?

– Отвали. – спокойно сказал Науров, не поворачиваясь к одиннадцатикласснику, дружелюбно смеющемуся карими глазами.

Димка Лыхин здоровался с Юрой Науровым с завидной неизменностью, и чем больше Юра бесился при виде Димки, тем лучезарней улыбался Димка ему в ответ.

Тайна их отношений не давала покоя многим, но даже Филька – лучший друг Наурова – на все вопросы только разводил руками и смеялся.

– Вы же знаете, какой Юрка гордец и капризуля, – добродушно говорил Филька, – Если ему что в голову взбредёт, хоть весь свет погибни! Вчера, например, в магазине – мать моя! – захотелось ему киндер-сюрприза! Купил, и, как назло, попадается ему в подарок принцесса. Он – упаси его и сохрани! – чуть магазин вдребезги не разнёс! Так что думаете: покупал и вскрывал друг за другом десятки киндеров, пока ему не попалась лошадка, и только тогда успокоился. Называется: ребёнку исполнилось 15 лет…

– Да заткнёшься ты наконец! Я тебя про Лыхина, а ты мне про киндеры! И как Науров водится с таким болтуном.

– Обыкновенно! Я говорю, а он молчит. А насчёт киндеров ты зря: киндер или Лыхин – Юрке всё равно! Капризный очень. Юр! – окликал Филька приятеля, мрачно наблюдавшего за передвижением человеческих объектов по коридору, – Куда ты дел лошадку? Тоже выкинул?

– Иди ты. – Юра был склонен решать все проблемы пожеланиями доброго пути. На этом и кончалось…

Юра подхватил рюкзак и резким шагом двинулся мимо Димки. Тот стоял, сунув одну руку в карман и чуть наклонив голову, наблюдая за Науровым из-под озорно-приподнятых бровей. Должно быть старшекласснику доставляло удовольствие ощущать себя единственным фактором, способным вызывать раздражение одним своим видом у Юры, флегматичного и невозмутимого по натуре. Мальчик упрямо смотрел лишь перед собой и, оказавшись за дверями школы, продолжил путь, ни разу не обернувшись. Зато Лыхин ещё несколько минут напряжённо смотрел через застеклённую стену фойе вслед легко-движущейся фигуре, смотрел, пока ещё мог видеть остро-очерченные края нижней челюсти, тёмный коротко-стриженный затылок и длинные пряди чёрных волос, откинутых набок и рассыпавшихся по затылку.

Юрка поднимался по лестничным ступенькам, делая шаг через одну, а то и через две. У своей квартиры он встал, привалившись к стене и глубоко дыша. Он вспоминал позу Димки, такую небрежную, нарочито красивую, и лицо, тоже красивое, ласково-наглое, ненавистное.

– Когда-нибудь я его убью. – успокаивающе прошептал себе Юрка, – Когда-нибудь будет можно. Ведь правда?

Он приложил палец к сканеру 319 квартиры. Дверь, мягко шурша, отодвинулась. Ну да, он жил в 319, на 11 этаже. Лифт, само собой, был. Но Юра любил подниматься и спускаться по лестничным ступенькам. Тоже своеобразный каприз – один из множества, окружающих его по жизни.

Он разделся и вошёл в свою комнату. Юра не помнил, когда последний раз, прийдя из школы, он первым делом поздоровался с мамой. Обычно ему не хотелось никого видеть. Юрка будто жил в отдельном доме от семьи – уходил и приходил, сидел в своей комнате, ел в пустой столовой, отворачивался, встретив мать или младшую сестру в коридоре.

– Юра! Ты пришёл? – услышал он мамин голос за стеной.

– Да, мам.

– Только что звонила учительница. Что у тебя за проблемы с биологией?

– Я сказал Ирине Анатольевне, что она сама произошла от обезьяны. И мне вообще не нравится биология.

– Бред! Ты должен её учить! Это входит в программу. Садись и делай домашнее по биологии. Скоро конец четверти, и только посмей получить хоть одну тройку – ты расстроишь отца!.. Ты слышишь, Юра? Юра?!

– Я лёг спать.

– Юра! У тебя же занятие по боксу через полтора часа!

– Я не хожу на него уже почти два месяца. Ты разве не знала?

Через несколько секунд мама ворвалась в комнату.

– Привет, мам! Давно тебя не видел. – сказал Юра, поднимая глаза от телефона и улыбаясь своей выходке.

– Не кривляйся! Ты сидел в телефоне, когда я с тобой разговаривала?

– Ты тоже могла заниматься чем угодно, там, за стеной.

– Прекрати дерзить! У меня не так много времени, чтобы ходить туда-сюда. Я правильно поняла: ты бросил бокс?

– Да.

– Почему? У тебя же были успехи! Твой отец гордился тобой!

– Мой отец…мой отец… – рассеянно повторил Юрка, глядя в окно на посеревшее влажное небо, заволокшееся пеленой густо падающего мелкого снега, – Я не успевал ходить одновременно и на бокс, и на футбол. Давно надо было выбрать что-то одно. Тем более я теперь играю за школьную сборную, и скоро межшкольный матч.

– Нельзя бросать бокс, когда уже так много проделано. – сказала мама чуть помягче, – Ты мог бы посоветоваться с нами. Думаю тебе стоит вернуться. Возможно, в школе тебя даже освободят от чего-нибудь, чтоб ты успевал всё.

– Я не хочу ходить на бокс. Просто не хочу.

– Понятно. Пусть с тобой разбирается отец.

Она вышла из комнаты. Юра снова склонился над телефоном. Несколько секунд он тупо смотрел на экран, пытаясь вспомнить, зачем он включил телефон. Потом отложил его в сторону и уставился на пустую тёмно-синюю стену комнаты. "Может комнату украсить к Новому году, а?" – подумал со скукой.

– Совсем забыла, – дверь открылась, мама зашла и села напротив Юры, сцепив пальцы, – Ты ведь помнишь мою подругу, тётю Свету Калинину?

– Она к тебе на день рождения приезжала. Из глухомани.

– Из Александровска. Она очень давно собиралась переехать в Голубые Города. Это была у неё практически мечта всей жизни. И теперь она наконец смогла её осуществить – получила квартиру в микрорайоне Мирный. И хочет успеть переехать до нового года, чтобы отпраздновать на новом месте. Она просила меня помочь, но, видишь, я не могу, некогда. Будь добр, съезди на этих выходных в Александровск, помоги разобраться: куда, что…

Юра нахмурился. Она, что, шутит?

– Да разве тебе сложно? Я дам адрес, объясню, съездишь. Всего два часа ехать. У Светы нет мужа, один ребёнок, ей сложно одной. Съезди.

– Два часа, один ребёнок, какая-то глухомань! Мам! я никогда никуда не ездил и сейчас поеду непойми куда, непонятно зачем! Чем я им там помогу? Вместо грузчика буду? Дорогу указывать стану? И не надо меня заставлять, я лучше на бокс схожу!

– Прекрати! Ты не маленький, что разнылся? Давно пора взрослеть, брать на себя ответственность! Заперся в комнате и сидит в четырёх стенах, как монах, боится выйти! Мне уже всё надоело! всё!

– Вечно ты придумываешь… Кому это нужно, чтоб я туда ехал!

– Мне нужно! мне! И ты поедешь. И попробуй мне ещё хоть что-нибудь сказать. Ничего тебе не будет – ни праздника, ни подарков – и не проси ничего!

– Хорошо, я поеду, – внезапно согласился Юрка и добавил, – Только тогда и не приставайте ко мне с биологией.

– Но ты её совсем-то не забрасывай, – просяще посоветовала мама и вышла из комнаты.

Юрка тупо посмотрел на тёмно-синюю стену, пытаясь вспомнить, что он собирался делать. Не вспомнил. Взял в руки телефон.

– Подписался. – пробормотал, – Отвалила.

Домофон не работал. Железная серая дверь подъезда не закрывалась, отчего в подъезд постоянно шла влажная струя воздуха с улицы. Изнутри дверь покрылась каплями влаги.

Юре почему-то понравился запах старого бетона и мокрой извести. От него воздух был словно густой и тёплый. Науров несколько минут стоял в полутьме и дышал этим странным непривычным запахом, сглатывая слюну: ему вспомнилось, как он как-то грыз мел.

На первом этаже было темно – наверно сгорела лапмпа. Юра, шурша и спотыкаясь, пробирался на первую лестничную площадку. Ему казалось, что он в заброшенном здании, исследует руины заброшенного города – ещё никогда он не ходил по плохо освещённым закоулкам между серых коробок из кирпича: рядами, рядами, нелепо одинаковые – нелепо, если б не полутьма, придающая им вид призрачный, мистический. Науров было даже подумал, что у него появляется фобия, когда поворот за поворотом открывались совершенно одинаковые кварталы. Сверху чёрное небо – а он на самом дне, а вокруг стены из облезлых пятиэтажек. Он чуть расслабился, оказавшись у нужного подъезда, но теперь, тыкаясь во мраке на грязные стены, покрытые толстыми слоями дешёвой краски, отпадающей жёлтыми обломками, снова начал бояться темноты и закрытого пространства.

– Свихнуться можно! – сказал он, вздрогнув от звука собственного же голоса, – В таких местах, должно быть, снимают ужастики.

Узкая лестничная площадка. Кто-то крепко схватил Юру. Юра в панике дёрнулся. Он всего лишь зацепился рукавом за перила, но помещение радостно подхватило его брань, разнося по всем этажам гулким эхом.

На пятом этаже отрылась дверь, и кто-то лёгкий и маленький зашлёпал вниз, шустро пересчитывая ногами каждую ступеньку.

"Тётя Света отправила своего ребёнка навстречу", – догадался Юра.

Через четверть минуты ребёнок остановился на три ступеньки выше от Наурова и уставился с любопытством вполне приличным для дикаря, увидевшего белого пришельца из цивилизованных стран.

– Нет, – вслух высказал свои мысли Юра, – Ты, пожалуй, не ребёнок, а самая настоящая старушенция!

– Мне пятнадцать. – девочка в тряпичных тапочках и шерстяной шали вокруг худеньких плеч свела тонкие брови. Она не знала, как реагировать на такую издёвку, но после нескольких секунд изучения лица мальчика, решила, что он сказал это не со злости, а так, от души.

– Ты же Юра? Пойдём! – мягко сказала она, беря его за рукав и поднимаясь по ступенькам. Науров равнодушно поволокся за ней.

После двадцати минут непрерывных мучений от восклицаний тёти Светы, о том, как он вырос, и от вопросов, которые обычно задают взрослые встреча от встречи с "ребёнком", будто не помнят, что полгода назад они спрашивали то же самое и получали те же самые ответы, Юра сидел за маленьким клеёнчатым столом и отказывался от бурды, ласково называемой тётей Светой чаем.