– Завидует просто. Ее водопроводчик, наверное, не хочет с ней сидеть вот так на крылечке. Ну и дальше что?
– Дальше со снами стали работать. Я записывал сны, приносил ей. Потом мне приснилось, что я в отцовских подштанниках, вернее, в бабкиных. Короче, отец как-то зимой додумался поддевать под брюки длинные старушачьи труселя. Они всегда в магазинах свободно лежали. Почти до колен такие…
– Знаю, знаю.
– Говорит – такие теплые, хорошие. Учил еще нас, что нужно следить, чтобы не застужать себе ничего. А мы с братом смеялись над ним. Ну вот, мне приснилось, что я сам в этих бабкиных штанах.
– И что Юля?
– Она мне говорит, что все, что тебе снится, это часть тебя. Это все ты сам. Поэтому мне нужно было представить себя этими самыми панталонами и рассказать, что я чувствую в связи с этим. Я пытался.
– И что ты чувствовал?
– Мудаком себя чувствовал. Больше не стал к ней ходить. Любка считает, что я просто испугался.
Костя вздыхает.
И мы расходимся по своим супругам.
А на следующий день вечером, после очередного семейного скандала, я опять курю на лестничной клетке, смотрю сквозь грязное стекло на темную улицу. Я уже перестал во время ссор отчаянно собирать старый рюкзак – все равно не могу убежать далеко, дохожу только до метро, а потом поворачиваю назад.
Тушу сигарету и поднимаюсь в квартиру. Иду к ней, устало сажусь, говорю, что задам только один вопрос, и все.
– Скажи, пожалуйста, какой смысл в этой твоей психотерапии? Ты всех хочешь вылечить? Или что? Умнее всех хочешь стать? Меня хочешь улучшить? Я такой не подхожу тебе?
Любимая тоже устала. Сидит бочком за кухонным столом, согнулась, волосы занавесили лицо. Эти скандалы очень выматывают.
– У всего должен быть какой-то смысл. Ты можешь назвать что-то, какую-то цель? Просто скажи – то-то или то-то. Можешь сделать такое одолжение? Скажи, какая цель?
Она поднимает голову, глядит пустым взглядом. Потом говорит:
– Цель – свобода.
И уходит спать.
Красиво у нее получилось, ничего не скажешь.
Уж я побольше, чем она, знаю про свободу. Я обонял, щупал, пробовал на вкус свою свободу, я ее иногда слушал целыми часами, сидя без движения. Свобода – это когда мир трогает тебя, приглашает поиграть, словно собачонка, припадая на передние лапы; когда ты выбираешь, что делать, а потом руки сладко лежат на коленях, тяжелые, раздутые от усталости; когда медленно, ощерившись от удовольствия, погружаешь натруженные ноги в холодный ручей; когда откидываешься на спинку стула и буквы сливаются, ты трешь покрасневшие глаза, а напряжение уже ушло и вымело, как ветер, из твоей головы все мысли, оставив только чудесное ощущение сделанной работы.
