Я облизала губы и отвернулась, вспоминая что говорил Карпов. Сердце пропускало удары, а следующие слова, которые я смогла вытолкнуть, заставили съёжиться душу, ожидая ответа.
— Думаете, моя мать была настолько пропащей, что стала его любовницей?
Шеф стремительно повернулся и буквально впился в меня взглядом. А я застыла, боясь следующих секунд, что тянулись густой смолой, пока Поклонский молчал.
Я знала, что он скажет. Знала, но всё равно не собиралась в это верить. Не смогла бы опорочить память о маме. О моей мамочке, что заботливо укладывала нас с девочками спать, рассказывая сказки о принцессах и драконах. О мамочке, которая каждое утро любовно собирала нас в школу. О мамочке, которая тысячи раз говорила, как сильно нас любит.
Но я всё равно ждала, что скажет мой босс…
— Говорят, яблоко от яблони недалеко падает. — Поклонский снова хмыкнул, продолжая изучать мой профиль тяжёлым пристальным взглядом. — Моя мать была педантична. Любовь к порядку, видимо, передалась мне по наследству. В усиленной форме.
Я повернулась, потеряв нить разговора. Посмотрела на него непонимающе.
— Что вы имеете в виду?
Его губы растянулись в усмешке, которую я никогда не любила. И которой всегда боялась.
Шеф поднялся с лавки, размяв шею.
— Я хорошо знал женщину, родившую тебя. Но постоянно забываю об этом. — И он двинулся вдоль перил вниз по тропе, совершенно позабыв о том, что позади осталась оторопевшая из-за его признания я.
Я резко подорвалась с места и в несколько шагов нагнала его, вцепилась пальцами в подол дорогой футболки и остановила. Кровь стучала в ушах, а в груди горело огнём. Хотелось его чем-нибудь придушить, но на холёной шее в этот раз не было галстука. А так бы не удержалась, ей-богу!
— Вы серьёзно думаете, что после всего сказанного сможете вот так уйти?! Сергей Андреевич, я требую объяснений!
Поклонский резко развернулся и вперился в меня острым как бритва взглядом. Медленно перехватил запястье удерживающей его руки и дёрнул на себя так, что я в него буквально впечаталась.
— А какое ты имеешь право чего-то у меня требовать, Марина? — проговорил зло, дыханием касаясь моих губ. — Достаточно того, что ты и так знаешь.
В его глазах не стыл привычный холод равнодушия. Поклонский был зол, и я даже не была уверена, что зол он был от моих действий и на меня. Но я тоже находилась в шоке от того, что только что услышала. От этих ужасных намёков, брошенных так, будто слова были пустым звуком и не имели веса!
— А что я знаю? — выдохнула я. — Что вы считаете мою погибшую мать любовницей своего отца? Женщиной, разрушившей вашу «идеальную» семью?
Шеф смотрел на мои губы, с которых срывались слова, и щурился, о чём-то размышляя, а меня уже было не остановить.
— Это не может быть правдой, Сергей Андреевич! Не может, понимаете? Мама никогда не предала бы ни папу, ни нас с девочками! Вы можете считать её кем угодно, но не предательницей! И не смейте мне говорить, что я такая же! А если и так, то дети не отвечают за поступки своих…
Я даже понять ничего не успела, как Поклонский рвано выдохнул и прижал меня к себе, заткнув мой рот поцелуем и заведя мои руки за спину. На мгновение почувствовала себя жертвой в лапах паука, но уже через долю секунды оторопела. Потерялась в прострации и собственных ощущениях.
А ещё через миг разорвалась на мелкие осколки на мелкие осколки взорвалась осознанием происходящего.
