– Я же говорил – лютня.
– Покажи.
Бродяжка выпутался из заплечных лямок, бережно раскутал мешковину и нежно, как ребёнка, взял в руки ещё не виданный Лейлой инструмент. Лютня была из тёмного дерева, мягко мерцающего в свете костра, точно отполированного многочисленными прикосновениями любящих рук. Формой она напоминала срезанную половинку яйца или луковицы. Струн было не так уж много – но больше, чем Лейла могла сосчитать.
– Как же ты на ней играешь, если ты слепой?
– Я слепой, а пальцы зрячие.
– А если ты упадёшь, она кокнется?
Бродяжка не удостоил это ответом и вновь завернул лютню в мешковину. Воспользовавшись паузой, Лейла подсела к нему и сунула в руки миску с похлёбкой.
– Ещё тёплая, – ободряюще шепнула она. – Ты бы поел?
– Ложку мимо рта не пронеси! – заржал Альвин и так хлопнул Бродяжку по спине, что тот и впрямь пролил на себя немного похлёбки.
– Кончайте, а? – потребовала Лейла. Голос дрожал от обиды за Бродяжку, молча соскребавшего с рубахи варёную сныть.
Андрис с Альвином переглянулись – и заржали ещё громче.
– Э, да к нему теперь не подступиться!
– У него защитница нашлась!
– А сурова-то как – всех зайцев вокруг распугала!
– Воеводе скажу, – пригрозила Лейла. Слова сорвались с языка раньше, чем она успела подумать, что говорит.
Брат с Альвином тут же захлопнулись – со стуком, как крышка погреба, и растворились в темноте. Лейла подвинулась к Бродяжке поближе.
– Не слушай ты их, – посоветовала она. – Знай себе ешь. Тут ещё лепёшки остались – хочешь?
– Добрая ты.
– Скажешь тоже… – смутилась Лейла. – Так будешь хлеб?
– Не надо. Девочке оставь.
Из темноты снова вынырнули Альвин с Андрисом – и не одни.
– Говоришь, петь умеешь? – поинтересовался у Бродяжки один из воинов. Лейла не помнила, как его звали.
– Умею.
– А о чём?
– Обо всём.
– Ну так спой! Надо же тебе как-то харч отрабатывать!
Бродяжка аккуратно поставил на землю пустую миску и вновь вытащил лютню из свёртка.
– Ты играть будешь или нет?
Бродяжка молчал, неспешно пробуя пальцем струны и время от времени подкручивая колки.
– Ну? – снова поторопил его Альвин.
Где-то за рекой раздалась заунывная волчья песня, словно одинокий зверь пробовал голос, глядя на луну. Потом ещё и ещё, на разные голоса. Девочка испуганно оглянулась.
– Это на том берегу, – шёпотом успокоила её Лейла.
– Погнал кого-то, – лениво заметил солдат. – Косулю, может.
– Нет, – неожиданно возразил Бродяжка. – Это волчица. И волчата при ней. Петь их учит.
– Ты-то откуда знаешь? – поразился солдат.
– Слышу, – просто ответил Бродяжка.
Он поудобнее перехватил лютню, словно собираясь её баюкать, и для пробы провёл рукой по струнам. Лютня отозвалась – Лейле показалось, что радостно. Бродяжка склонился ниже, так, что пряди тёмных волос почти совсем закрыли лицо – и запел:
– Когда бог создавал волков, он смотрел на дальние звёзды,
Он придумал долгую ночь и клинок ущербной луны,
И дрожала тревогой тьма, пахли сталью и снегом грёзы,
И огромный могучий зверь шёл по лезвию тишины.
Спи, малыш, свернись в клубок,
Ты не будешь одинок.
За тобой следит с небес
Древний мудрый волк.
Когда бог создавал волков, он держал в руках изумруды,
Он сплетал серебристый шёлк и тепло весенних лучей.
Но дрожала угрозой ртуть в глубине прозрачных сосудов,
И огромный суровый зверь щурил глаз на пламя свечей.
Спи, малыш, всему свой срок.
В череде лесных дорог
Защитит тебя от бед
Древний мудрый волк.
