Котята и цыплята – это совсем другое дело. Чего их бояться? Мягкие, хорошенькие. Правда, цыплячья мама, клуша, если зазеваешься, может подкрасться сзади и больно клюнуть. Зато Мурка разрешала играть с котятами сколько хочешь. Только они больше спали. Насосутся материнского молока, станут кругленькими, как полосатые арбузики, немного побегают за веревочкой и начинают зевать.
Танька не могла спокойно пройти мимо животных. Стоило бабушке отвернуться, не доглядеть, Танька уже тащила на руках какого-нибудь тощего котенка. Свежие царапины не сходили с ее рук.
Деревенские собаки ходили за Танькой следом. Даже самые свирепые, и те ее признавали. Толкали носом, подставляли лохматую башку для почесывания, внимательно, будто понимали что, слушали ее нашептывания, мели хвостами, облизывали лицо. Танька жмурилась и смеялась. Было щекотно. Говорила, что когда вырастет, станет собачьим доктором.
С бабушкой болтала без умолку, а на улице с чужими – стеснялась. Если взрослые заговаривали с ней сами, пряталась за бабушку и краснела шеей. Бабушка Магда ласково называла ее красношейкой.
Говорила Танька плохо, как маленькая. Потому и молчала. За год до школы Таньку стали водить к логопеду…
Чего пустое в ступе толочь?» – заступалась за внучку бабушка Магда.
И Танька так же думала: «Вон, животные, и не говорят, а все понятно».
– Танька-то, все одна, или за отцову руку держится, – судачили в городском дворе, на скамейке, бабушки. – С ребятней не играет, дичится. Собак бродячих со всей округи привадила, по улице не пройти. Или барбос шелудивый о ее ногу трется, или котенок – на руках. Чего они ходят за ей, как за мамкой, псиной от Таньки пахнет, что ли? Вся исцарапана, зеленка с ей не сходит. Вот лишая подхватит ужо… – качали головами сердобольные бабушки.
А Лида из сороковой квартиры, женщина одинокая и бездетная, первая во дворе сплетница, выслушав бабушек, резала правду-матку:
– Валентина на тяжелой работе надрывается, все ей мало: и телевизор у них с Лешкой цветной, и сама вся такая из себя… Шарфики, туфельки, фу-ты, ну-ты. Пузо на нос уже лезло, а она все на каблучках бегала. Вот и добегалась – родила идиотку. Скоро в школу, а говорить толком не умеет. Скажу вам по секрету, у девочки энурез, – поджимала губы Лида. Она была женщиной образованной, три года в суде народным заседателем отсидела, знала про все на свете и людей видела насквозь, считали бабули…
– Это что же за такой «нурес», Лида? – заинтересовались они.
– Если по-простому, ссытся, – понизила голос Лида…
А Танька давно научилась говорить правильно, и даже почти не картавила. И писалась она только до пяти лет, и то – редко, когда крепко засыпала. Из-за этого и с детьми не играла, боялась, что дразниться будут.
Мама как-то на работу опаздывала и Таньку назвала зассыхой. Один раз… Правда, бабушка Магда – она гостила у них в то время – отхлестала дочь полотенцем.
– Ты девку не калечь, халда! – наступала она на Валентину. – Ты что ли не ссалась? Придет время, перестанет…
Танька во двор выходила редко. Играла разве что с Соней Зеленецкой и Витькой Утемишевым, она их отличала с детства.
