Она искренне радовалась его успехам, потешалась над забавными словечками и гримасами, беззлобно покрикивала, когда он отказывался кушать или принимать лекарство. Однажды по пути с работы поймала себя на мысли, что торопится домой, что скучает и волнуется за него. Такого не было даже, когда она ухаживала за умирающей мамой. Там была мать, а здесь – ее «дитя».
Жизнь девушки обрела смысл.
Наступил новый 2001 год…
* * *
Ретроспектива. 1986 год, Ленинград.
Рассказывает Валентина Кораблева: «В воскресенье возвращалась я из деревни от мамы. Почти у самого Ленинграда автобус сломался, уже поворот на Гатчину проехали. Духотища, июль в тот год солнышка не жалел, недели две дождя не было. Все пассажиры вывалились из «Икаруса». Солнце – высоко, полдень. Встали на открытом месте – ни тени, ни ветринки. От шоссе, как от каменки, жарило. Асфальт плавился и проминался под каблуками босоножек. Мне сделалось худо…
Уже второй год пошел, как я стала задыхаться. После гибели Алексея что-то надломилось в организме, а раньше-то я и усталости не знала. Уж на что работа тяжела, а все вприпрыжку бывало, с песнями…
Впервые это случилось в морге, в помещении для прощания. Алешка лежал, как живой. Лицо у него не пострадало… Подошла я к гробу, хотела поправить сбившуюся кружевную накидку в ногах. Вдруг грудь, будто о том, как надо дышать, «забыла». Открыла я рот, вздохнуть хочу, а не могу. Наверное, в зале слишком много было цветов. Танька перепугалась, рассказывала, что посинела я, глаза выпучила. Мычу, мол, непонятно что. В тот раз все быстро прошло, стоило только вывести меня на воздух, но удушье все чаще и чаще повторялось…
Стоим, значит, на шоссе, потом обливаемся, а у меня грудь заложило. Шагнула я по обочине вперед, от людей, где воздуху больше и отвернулась от дороги…
Слышу, тормоза завизжали. Оглянулась, а там – большущая крытая синим тентом фура. Лязгнула нутром железным и встала. Светловолосый богатырь распахнул дверцу с моей стороны.
Как в кино…
– Садись, красавица, – улыбнулся широко, – в уголках его глаз – морщинки весёлые. – До метро, с ветерком, – понял, что побаиваюсь и рассмеялся. – Что ты белым днем, красавица, да на въезде в город трусишь? Залезай, не бойся!
Колебалась я недолго, шагнула на подножку, он мне руку протянул. Не успела глазом моргнуть, уже в кабине сижу, высоко над землей.
– Евгений Матвеевич Еланский, можно просто Женя – представился парень. – Сын своих родителей, родился по собственному желанию. – Лицо круглое, курносое, загорелое, в глазах чертики пляшут.
– Валентина, – назвалась я, а сама за сумку, на всякий случай, держусь.
Как только тронулись, сразу посвежело…»
Сквозь открытую форточку шаловливый ветерок пытался поцеловать разгоряченное лицо женщины. Мотор пел песню о дальних краях. Пригожий водитель хохотал над собственными шуточками и был похож на вихрастого деревенского мальчишку. Сильные загорелые руки уверенно крутили «баранку». Валентина поймала себя на мысли о том, как крепко могут обнимать эти руки, и какие они, должно быть, горячие.
«Другим принцы встречаются, а мне попался вылитый Емеля из сказки», – подумала женщина, и весело, беззаботно рассмеялась.
Она с удивлением почувствовала, что дышит совершенно свободно. Начавшийся было от жары приступ астмы, прошел сам собой. На душе впервые после похорон мужа стало легко…
* * *
Евгений приехал в Ленинград сразу после армии. Его дядя, отцов брат, как называла деверя мама, работал механиком гаража в Ленинграде. Он и пристроил племянника в автоколонну. Пока на междугородние рейсы. А потом, глядишь, и за границу пустят.
