– Счастлива лицезреть вас, государь, – сказала она с улыбкой. – У меня есть для вас радостная новость.
– Сегодняшний день для меня полон новостей, – сказал Жоа-дин, и от Шэси не укрылось, что император смотрит на нее хмуро, без какой бы то ни было приязни.
– Что случилось, мой владыка? – воскликнула Шэси. – Отчего ваше чело омрачено печалью, а скулы сведены гневом? Кто посмел вызвать ваше недовольство?
– Ты, – ответил император. – Ни слова, негодная, не смей мне перечить! Я нынче узнал от Лукавого Кота, как вы с ним обманули меня и, кроме того, обидели достойную девушку! Как ты посмела присвоить себе труд чужих рук, выдать дары наложницы Нэнхун за свои собственные?! Я не терплю обмана! Ты поплатишься за это!
– О нет! – пала на колени Шэси. Она прекрасно разыгрывала роль смертельно перепуганной женщины. Из глаз ее потекли слезы. – Позвольте мне все объяснить, государь. Я сделала это из одной любви к вам. Я слышала, как наложница Нэнхун замышляет козни против вас, хочет стать равной самой императрице и потому готовит вам эти злополучные дары. Нэнхун мечтает получить власть над вами и дворцом, править, как когда-то правила легендарная императрица Лао! Я решила, что не бывать этому, и потому упросила Лукавого Кота представить дело так, будто эти дары от меня недостойной. Нэнхун дурна собой, злонравна, властолюбива и заносчива, она принесла бы одни беды вашему величеству!
– Ядовитый язык! – крикнул Жоа-дин своей драгоценной наложнице. – Даже и сейчас ты лжешь, изворачиваешься и клевещешь!
– Видит Небо, это не так! – вскричала Шэси, и тут у нее случился припадок от болей. Император безо всякой жалости смотрел, как она корчится и рыдает на полу.
– Помогите ей, – велел он наконец служанкам. – Приведите в чувство и уложите в постель.
Но Шэси вырвалась из рук служанок и кинулась к императору.
– Я люблю вас всей душой, государь! – кричала она. – И раз вы охладели ко мне из-за того проступка, мне ни к чему жить! Ни к чему жить и ребенку, которого я ношу под сердцем!
С этими словами Шэси, будто молния, метнулась к стоящему в углу ее покоев ларцу и выхватила свой заветный меч. Направила острие себе в живот и крикнула:
– Прощайте, император!
– Остановись! – вскричал Жоа-дин. – Повелеваю тебе остановиться. – Он отобрал у Шэси меч, осмотрел его и сказал: – Как ты посмела хранить в своих покоях оружие?
– Это благословенный прощальный дар моего отца, и тут я не лгу вам, – ответила Шэси. – А если вы думаете, что я могла вас зарубить во сне этим мечом, то плохо же вы знаете мое сердце, император!
– Да, – вздохнул Жоа-дин. – Я и впрямь плохо знаю твое сердце, Шэси. Что ж... Лекарь Босюэ доложил мне, что ты беременна. Надеюсь, этот ребенок – от меня.
– Как вы можете сомневаться в этом, государь?! – снова зарыдала Шэси.
– Перестань плакать, – отрывисто бросил Жоадин. – Это повредит ребенку. А теперь выслушай меня внимательно, Шэси. Я оставлю тебя в ранге драгоценной наложницы и признаю своим ребенка, которого ты родишь. Но больше ты не пробудишь во мне весеннего чувства, ибо я не могу простить обмана, с какой бы целью он ни был совершен.
– О мой возлюбленный! – вскрикнула Шэси.
– Довольно. Я дам тебе слуг, носильщиков, охрану, лекарей, и завтра же ты отправишься в мою загородную резиденцию, что за перевалом Шоушань.
– О нет, – прошептала Шэси. – Быть разлученной с вами... Для меня это смерти подобно!
