Разложив яичницу, я со звонким стуком поставила перед ним тарелку.
– Неплохо, – холодновато констатировал Лазарь, оценивая вид моей яичницы.
Интересно, а он может определить наличие яда на взгляд?
– Могу, – ответил он.
– Я вслух спросила? – вырвалось у меня. Я бросилась искать вилки.
– Нет, у тебя всё на лице написано, – ухмыльнулся он. – Рядом с раковиной, – подсказал он местонахождение столовых приборов.
– Вердикт? – Я невольно улыбнулась, открывая ящик.
– Травить ты меня не будешь, – вздохнул он.
– Смотри не подавись. – Бросив рядом с его тарелкой вилку, я села рядом и начала есть.
Ела я недолго, потому что его рука перехватила моё запястье. Я перевела на него взгляд и поймала озадаченное выражение. Мысли в моей голове начали метаться с бешеной скоростью, потому что только сейчас я поняла, что ем голыми руками, по старой нехорошей привычке.
Не обращая внимание на горячую еду, жир, стекающий по моим пальцам, и вообще присутствие человека рядом.
Игорь медленно отвёл мою руку в сторону и, не сводя с меня взгляда, вытер её полотенцем, которое лежало у него… Ну, вы поняли. Потом он вручил мне вилку и, по-прежнему глядя мне в лицо, коротко кивнул. Я не думаю, что он поступил бы так же, если бы знал, что его кивок запустит цепочку машинальных действий, которые я начала выполнять дальше.
Наверное, я слишком много времени провела на привязи, а потом в обществе людей, которым постоянно отдавали такие же короткие приказы. Я видела, что бывает, если ты не слушаешься. Я, собственно, прочувствовала это на своей шкуре. Так что, я начала есть нормально, правда теперь уставилась глазами в точку перед собой, медленно жуя и так же медленно поднимая и опуская руку.
Один раз мне стало любопытно, как это выглядит со стороны, и я сделала это перед зеркалом. Зрелище пугающее, должна признать. Как будто кукла с неживым лицом и отточенными движениями. На шарнирах.
Я чувствовала кожей, что Лазарь наблюдает за мной, и от этого стало только хуже. Я начала жевать ещё медленнее, так же медленно глотать, ожидая удара. Поняв, в чём дело, он встал и вышел из кухни. Только когда я осознала, что рядом больше никого нет, отложила вилку, глубоко вздохнула и потёрла дрожащие пальцы. Оставшись в одиночестве, я спокойно доела руками, помыла тарелку и ушла в прачечную. Там я переложила постиранное бельё в сушилку, включила её и спустилась на холодный пол, забившись в угол. Под тихое гудение я просидела все полчаса, пока сушилась моя одежда. Лазарев не заходил ко мне, но я видела, как он прошёл мимо и открыл кому-то дверь.
Вытащив сухую и мятую одежду, я надела брюки и свитер. Разгладив складки руками, вышла из прачечной и прислушалась. Из кухни доносились приглушённые мужские голоса и сильный аромат кофе. Я несколько секунд помялась в дверях, а потом неуверенным шагом пошла на звук. В кухонной арке я замерла, не рискуя двигаться дальше.
Мужчина, который пришёл к хозяину дома, вызывал ужас, в буквальном смысле. Он что-то тихо говорил Лазарю, сидящему спиной ко мне, но едва я появилась в поле его видимости, он замолчал. Игорь обернулся и что-то сказал, но я не расслышала.
В висках застучала кровь, и в голове звучало только одно чёткое слово: «Опасность».
Чёрные глаза внимательно скользнули по мне, словно сканируя. Брови, одна из которых была перечерчена глубоким шрамом, сошлись на переносице. Губы – тонкая жёсткая линия на идеально выбритом лице; черты лица такие резкие, что невольно захотелось завопить от ужаса и убежать.
