– Три дня, – подхватила Наёмница. – А затем вы получите свои деньги, – она просительно посмотрела на стражников.
– Девятьсот, – подал голос тот, кто еще ни разу не высказывался. – По триста на каждого. И еще поработаешь для нас.
«Скотина, – подумала Наёмница. – Да на всем этом вонючем городишке не заработать девятьсот ксантрий!» Хотя «работать» она в любом случае не собиралась. Уж лучше она их всех перережет. С радостью. Даже просто представив себе кровь, хлещущую из их глоток, она немного успокоилась.
– Ладно-ладно, лапочки, – согласилась она.
– И смотри без шуток. Под землей найдем.
– К-конечно, – с затаенной снисходительностью протянула Наёмница.
– Попадетесь без печати в облаву – вздернут.
– Конечно, – повторила Наёмница.
Она взяла Вогта за рукав и, словно ребенка, повела его по мостику к частоколу. Вогт, у которого глаза были на мокром месте, растерянно посмотрел в ров – там плавали отбросы, всякий мусор, какое-то тряпье. И он отвел взгляд.
Они нырнули в узкую улочку меж страшненьких тесных домиков, дошли до поворота налево, дошли до поворота направо, дошли до развилки и остановились.
– Ты чуть было все не испортил, – удивительно спокойно констатировала Наёмница. Поправив рубашку, она тряхнула головой, чтобы волосы снова упали на лицо. – Я уж было решила, что мы все слили, когда ты наконец сообразил подыграть мне.
Заговорив об этом, она пыталась отвлечься от того гаденького, жгучего чувства, все еще остающегося внутри.
– Они так грубо разговаривали с тобой, – выдавил Вогт. – Как они посмели? А ты помешала мне…
– Чему я помешала?
– Заставить их обращаться к тебе повежливее! – выпалил Вогт, покрываясь красными пятнами.
Наёмница фыркнула.
– Тебе же лучше, что не позволила. А то ел бы потом только жидкую пищу.
– Почему? – спросил Вогт, моргая. – Порой я вообще не понимаю, что ты говоришь и что делаешь. Меня очень огорчило все это, а ты вела себя так, словно ничего неприятного не происходит.
– Да ладно, – грубовато-бодро возразила Наёмница, пряча растерянность. Никого раньше не волновало, каким тоном с ней разговаривают, ничего из того, что с ней происходит.
Некоторые улицы были столь тесны, что им едва удавалось разминуться с прохожими. Ежедневно новые жители прибывали в город, ища в нем спасения от внешних опасностей, и, как могли, размещали свои домишки. Места становилось все меньше и меньше, домики, соответственно, тоже уменьшались. Старые здания выглядели относительно просторно, новые соревновались в сбережении пространства, но и их неизменно побеждали конурки, возведенные некоторое время спустя.
Повсюду более или менее ровным слоем лежали мусор, гниющие отбросы и испражнения собак, шныряющих по городу в диких количествах. Все это источало невероятнейшую вонь, безжалостно терзающую нежное обоняние Вогта и даже отнюдь не нежное обоняние Наёмницы, привыкшей вдыхать отнюдь не ароматы цветущих лугов. Вогт, вытаращенные глаза которого уже час не опускались в орбиты, постоянно поскальзывался, и Наёмнице приходилось его ловить.
– Эй, – не выдержала она. – Держись на ногах. Если упадешь в это дерьмо, я не буду тебя поднимать, потому что меня просто вырвет.
Ее настроение, приподнявшееся после успешного преодоления первых трудностей, стремительно падало. Сказывалась и гнетущая атмосфера города, и полное непонимание, зачем она здесь. Она планировала отделаться от монашка, нет? Пойти своей дорогой. Так почему она этого не сделала?
