– Кто же это дышал? – спросила Наёмница.
– Ты, конечно!
– Ха, – произнесла Наёмница. – Ну… да.
– Видишь. Ты считала, что до тебя никому нет дела. Но сами высшие силы позаботились о тебе, отправив меня тебе во спасение! Ты… ты мне веришь?
– Разумеется, нет, – заявила Наёмница. – Мне легче поверить, что быки летают. Зачем меня спасать? Во мне нет ничего особенного, я – как все.
– Нет, – горячо возразил Вогт. – Ты совсем-совсем особенная, потому что ты умеешь то, что никто здесь не умеет.
Наёмница пожала плечами и запрокинула голову, ощутив затылком влажность и холод стены. Разговор о ней самой начинал тяготить ее. Она не была такой дурой, чтобы поверить в собственную значимость. Даже если какая-то ее часть отчаянно мечтала об этом.
– Сменим тему.
– Тогда я могу рассказать тебе об обители.
– Не бог весть как интересно. Но ладно уж.
– Просыпались мы очень рано, до рассвета, потому что поздний сон ведет к притуплению ума. После умывания, до завтрака, у нас следовала пара утренних безмолвных часов.
– И что вы делали в эти безмозглые часы? – спросила Наёмница.
– Покинув свои кельи, мы молча встречали рассвет, и наши души взмывали к поднимающемуся солнцу.
– Вам больше заняться было нечем? – спросила Наёмница.
– Достижение гармонии, – надулся Вогт. – Вот наше дело.
– Должно быть, зимой это выглядело еще тупее: стая придурков стоит по колено в снегу и смотрит в небо.
– Там никогда не шел снег. Просто наступал период затяжных дождей.
– Это так далеко? – удивилась Наёмница. – Как же ты дотопал?
– Я же говорил – меня принес ветер, – недовольный тем, что Наёмница постоянно перебивает его, напомнил Вогт и продолжил прежним умиротворенным тоном: – По завершению утренних безмолвных часов мы завтракали.
– А что было на завтрак? – спросила Наёмница. Она не могла не испытывать повышенный интерес к еде – ее живот ныл от голода. Огрызок каравая, великолепный плащ, кинжал – все это у нее, разумеется, отобрали.
– Простой, но плотный завтрак из овощей, злаков и фруктов. Иногда – рыба, мы ловили ее в море.
– У вас было море?
– Да. Ты видела море?
– Нет. Но мне совсем и не хочется.
– Правда? Оно очень красивое. Море – как драгоценность на теле мира. Оно напитано светом, оно полно жизни. Оно больше чем все, что мы способны себе вообразить.
– Вернемся к рыбе, – прервала его Наёмница.
– К рыбе? – растерялся Вогт. – Ладно. Рыба была сырая и скользкая… это интереснее моря? – недоверчиво уточнил он.
– В сотню раз.
– Мы никогда не употребляли в пищу мясо животных, потому что у животных теплая кровь. Душа растворена в крови, именно душа согревает ее. Нельзя есть того, у кого есть душа. Кроме того, теплота крови роднит животных с человеком. Человек же не может есть человека или кого-то, очень похожего на него, верно?
– Зависит от ситуации, – возразила Наёмница. – У рыб, вообще-то, тоже есть кровь.
– Да, но рыбы плавают в холодной воде, поэтому кровь у них тоже холодная. Значит, у них нет души и они не как люди…
– Странно вы рассуждаете. Что же, если бросить рыбу в кипяток, ее кровь нагреется и у нее появится душа?
– Мы ели ее только сырой, – Вогт немного покраснел. – Все-таки немного тоскливо на одних только крупах, выпечке, овощах и фруктах…
– Тоскливо ему на выпечке, крупах, овощах и фруктах… Меня аж крючит от сочувствия, – буркнула Наёмница, с содроганием припомнив, что ей доводилось жрать.
– Правда? – благодарно отозвался Вогт. – После завтрака мы посвящали время обычным монастырским заботам…
