«Какой свет?» – не поняла Наёмница и только тут осознала, что кристалл светится. Она поспешила спрятать его за пазуху и еще для надежности прикрыла плащом.
По мосту над ними загрохотали копыта.
Тонко запищал ребенок. Создание испуганно задергалось, путаясь в мокрых тряпках, и снова зашипело, на этот раз обращаясь не к Наёмнице:
– Заткнись, заткнись, заткнись!
«Еще и младенец», – вздохнула Наёмница. Любая сложная ситуация становится абсолютно невыносимой, стоит добавить в нее младенца. Одно утешение – если она слышит родную речь, значит, она все еще в Нарвуле. Наёмница не имела ни малейшего предположения, почему ее вдруг зашвырнуло сюда. Одно она знала точно – так просто ей отсюда не вырваться.
***
Периодами впадая в чуткую дрему, лишь на рассвете они решились покинуть свое убежище под мостом. После столь безумной ночи дикая орава едва ли наскребет силы на скорое возвращение.
Они выбрались на берег, не помогая друг другу. В процессе создание едва не выронило младенца, но тот молчал как покойник. Наёмница даже заподозрила, что и впрямь, но уже на берегу младенец заорал во всю глотку. Гвоздями вонзаясь в уши, его вопли доставали до самых мозгов.
Наёмница поморщилась.
– Заставь его утихнуть!
Создание раздраженно тряхнуло младенца и, когда тот заглох, сняло капюшон и оказалось совсем молодой еще девицей с растрепанными каштановыми волосами. «Хороша», – ухмыльнулась Наёмница, рассматривая остренькую ассиметричную физиономию. Нечасто ей приходилось видеть женщин менее привлекательных, чем она сама, и это немного улучшило ее настроение. Почувствовав на себе взгляд, девица отступила на шаг, вскинула голову и оскалилась, открывая мелкие неровные зубы.
– Стой где стоишь и не подходи ко мне, крыса, – сказала она, прикрыв ладонью лицо младенца.
– Не приближусь ни на шаг, шлюха. Пусть твои блохи остаются на тебе.
Завершив положенный обмен любезностями и соблюдая благопристойную дистанцию, новые знакомые перешли по мосту на другой берег – полюбоваться на изгаженные окрестности. Девица чуть кренилась под весом мешка, привязанного к ее талии – вероятно, в нем были все ее пожитки.
Деревня состояла из порядка пятнадцати домов и, вероятно, до поджога выглядела вполне прилично. Дождь помешал уничтожить дома полностью, стены почернели, но выстояли, лишь крыши кое-где обрушились. Стоял сильный запах жженой древесины. Трупы деревенских были немногочисленны, но и живые селяне отсутствовали – то ли они разбежались, то ли их угнали нападающие. Повсюду валялись выволоченные, яростно растоптанные вещи и осколки кухонной утвари. Среди прочего она заметила разорванное в клочья одеяло и перевернутый стол, тычущий в небо единственной уцелевшей ногой. Также было много отломанных, разбросанных по земле веток, и, рассматривая обожженные стволы деревьев, Наёмница вдруг процедила с ненавистью:
– Славно порезвились.
Девица, почему-то удивленная, оглянулась на нее, и тут же выражение ее лица поменялось:
– Вот он! Паршивец!
Наёмница проследила за ее взглядом. Из-под набросанных ветвей торчали чьи-то босые волосатые ноги.
– Вот же гад! – завопила девица, подскакивая к ногам. – Я заплатила ему пятьдесят ксантрий, чтобы он защищал нас, а он, мерзавец, позволил себя убить!
Младенец решил составить ей компанию и тоже заорал.
«Пятьдесят ксантрий», – хмыкнула Наёмница. Определенно не стоит того, чтобы умереть. Просил бы триста, не меньше.
