Съёмки в кино для Герды, как актрисы, были чрезвычайно увлекательны, но «съедали» всё свободное время. С семи часов утра она снималась на киностудии, а вечером бежала в театр, чтобы быть задействованной в спектаклях. Возвращалась она ближе к полуночи, что её противной соседкой фрау Шульц, воспринималось, как нечто недостойное, Герду порочащее.
Эта бесцеремонная женщина останавливала актрису в самое неподходящее время, и именно тогда, когда у Герды совсем не было времени чтобы выслушивать её обидные намёки и умозаключения. Имея уважение к возрасту фрау Шульц и хорошее воспитание, Герда вынуждена была, по отношению к этой даме, проявлять элементарную вежливость. Жалобы этой изрядно надоевшей ей женщины, её воспоминания о военных годах, о старом добром времени, когда на марку «вполне можно было прожить, а достоинство и благородство были в чести», Герду неимоверно раздражали. Но открыто ссориться с фрау Шульц она не хотела.
– Эх, да что вы, молодёжь, понимаете! – бестактно говорила фрау, в очередной раз, задержав актрису, не считаясь ни с чем, и, при этом высказывая ей колкости.
«Если серьёзно воспринимать, кто и что сказал и на всех обращать внимание, то только от нахальства одной этой дамы можно себя довести «до белого каления»! Спокойна, будь спокойна», – пыталась актриса мыслить позитивно.
– Простите, фрау Шульц, но я очень спешу. – Герда боком протискивалась мимо дамы, перегораживавшей ей проход, сдержанно извинялась и убегала.
Но, просто так, от соседки было не отделаться. Узнав, что Герда приехала из России, фрау Шульц как-то (на взгляд актрисы совершенно неделикатно и даже бессовестно!) заявила: «Ненавижу русских!»
– У Вас есть для этого причины? – сначала сдержанно, поинтересовалась Герда. – Такое сильное чувство, как ненависть, не рождается просто так.
Но, потом она решила с фрау Шульц больше не церемониться, припомнив ей все её «выпады» а также и русские пословицы: «бисер перед свиньями не мечут», и что «долг платежом красен».
– Может какой-то русский обесчестил и бросил Вашу бабушку? – невинно глядя на соседку, спросила актриса.
Фрау смерила Герду тяжёлым взглядом.
«Может быть, и зря я так, – запоздало спохватилась она, но «слово – не воробей…». – Теперь эта фрау возненавидит меня, окончательно и бесповоротно!»
В письмах тёте племянница писала, что немецкое общество очень разнородное и даже те, кто вчера был никем, её деятельность актрисы, мягко говоря, считают чем-то третьесортным и даже зазорным. Однажды Герда, непреднамеренно, услышала, как фрау Шульц говорила с другой соседкой. О чём шёл разговор, было не разобрать, но фрау Шульц возмущённо восклицала: «Ах, что вы! Разве он может жениться на артистке?!»
«Уж не обсуждают ли они меня в качестве возможной невестки? – с сарказмом подумала Герда. – Проще застрелиться, чем иметь такую свекровь. А ещё лучше, застрелить её. Неужели она полагает, что я могу польститься и выйти замуж за её сына, за этого несносного Зигфрида?»
* * *
Наконец, Герде повезло: она получила годовой ангажемент в берлинском «Ренессанс театре», основателем и директором которого являлся Теодор Таггер. Используя псевдоним – Фердинанд Брукнер, он написал инсценировки по экспрессионистским произведениям. Одна из его драм – «Преступник», даже была поставлена в «Немецком театре» Макса Рейнгхардта.
Герду очень заинтересовало, как Брукнером использовались средства психоанализа.
