– Две-три рюмки коньяка, точно не помню. Я вообще мало пью.
– Не помните, сколько выпили, но помните, что сидели на заднем сиденье?
– Да, это я точно помню. Там лежал мой портфель с документами, и я сел поближе к нему. Могу я, кстати, получить его?..
Мохова отпустили, взяв подписку о невыезде, и Фирсов видел в окно, как он садится в черную "Волгу" Мохова-старшего – журналиста и публициста.
– Как бы то ни было, отвечать придется вам, – сказал следователь Фирсову. – Вы сидели за рулем автомобиля…
– И что теперь будет?
– Многое зависит от тяжести увечий, полученных пострадавшей Еникеевой. Арестовывать я вас не собираюсь, подождем, что скажет медицина…
Мохов не позвонил ни в этот день, ни на следующий, а в понедельник, когда они встретились на кафедре, отвел глаза: "На фига ты меня повез? Оставил бы у себя ночевать, и дело с концом. Вот оно и получилось…"
– А что ты сказал следователю?
– А что я мог сказать, если спал?.. – Он торопливо закурил и взглянул на часы. – Претензий по машине у меня к тебе не будет, сам выправлю… Эта Еникеева, кстати, была поддатая, так что, может, все еще обойдется… Извини, меня шеф вызывает…
– А то, что ты руль у меня вырывал? – Игорь уже все понял, но еще на что-то надеялся. И почему-то стыдно было за друга.
– Ну, старик, ты сейчас на меня всех собак повесишь… Благо, что я был поддатый… – Славик ушел, считая неприятный разговор оконченным.
И Фаина не звонила больше Насте; и Настя не звонила Фаине. "У меня нет слов, – качала Настя головой. – Просто нет слов. Как же так можно…"
Тесть нашел адвоката – Якова Ефимовича, большого специалиста по дорожно-транспортным происшествиям, и Фирсов пару раз встречался с ним. "С делом я смогу ознакомиться только после завершения следствия, – торопливо, словно собирался куда-то убегать, говорил он. – Пока собирайте характеристики и попробуйте прощупать подход к пострадавшей, – может, она признает свою неосторожность. Но я вам ничего не говорил, и вы у меня не были…"
У Еникеевой оказалась трещина левой берцовой кости и ушиб мягких тканей. Фирсов ходил к ней чуть ли не каждый день – разбитная девица с хвостиком игриво улыбалась ему с койки у окна.
– А, вот и мой пришел! – Она вроде даже радовалась, что попала в больницу и ей носит передачи молодой симпатичный мужчина. – Жаль, что палата не отдельная, а то бы я тебя приняла, как положено… Ну ничего, скоро ходить начну, мы с тобой уединимся… – И смеялась заливисто. – Что, волнуешься? А вот женись на мне, и скажу, что сама под колеса бросилась – жить надоело. Ха-ха-ха!..
Фирсов встречался с лечащим врачом, который говорил, что последствий для здоровья быть не должно, носил цветы и передачи и торопливо удовлетворял капризы девицы. "Хочу хурмы! – зевала она и потягивалась. – И огурчиков солененьких". И Фирсов, стиснув зубы, ехал на рынок искать хурму и огурчики. "А моему сыночку третий год исполняется, – сообщила она однажды и посмотрела на Фирсова лукаво. – Так надо бы Андрюшке подарочек справить… Рублей на пятьдесят… А то я по твоей милости и получку не получала". Игорь, хмурясь, рассказал о намеке Насте, та бросилась к родителям и привезла пятьсот рублей. "Вот, папа дал на всякие непредвиденные расходы. – Она сунула в конверт зеленую пятидесятирублевую бумажку и вручила Игорю. – Отвезти ей. Папа сказал, что это намек, говорящий о многом. Может, удастся договориться…"
