– Что ж, наконец мы встретились, Кассандра, – произнес юноша, уставив насмешливый взгляд голубых глаз на несчастнейшую из дочерей Приама. – И каково тебе сейчас, девица? Довольно ты гадостей накаркала уже? Или еще остались у тебя в запасе?
– Отвечай, ворона, когда тебя спрашивают! – рявкнул Агамемнон, явно стараясь угодить юноше.
– Уймись, Атрид, – оборвал его незнакомец, по-видимому, недовольный столь бесцеремонным вмешательством в его разговор с пленницей.
Резким движением он сорвал с головы сияющий гривастый шлем, разметав по плечам волны пепельных волос.
– Возрадуйся же, Афина, – гордо вскинув на богиню взгляд, твердо произнесла Кассандра.
Рука могучей дочери Зевса легла на рукоять меча у пояса.
– Все вышло именно так, как ты и замышляла, ненавистная Паллада, – продолжила черная дева, которую под тяжелым взглядом богини начал сотрясать озноб. – Троя разрушена, храбрейшие из ее защитников пали в бою, остальные перебиты в своих домах. Царские дочери стали рабынями ахейских вождей. Чего же тебе еще надо от меня, совоокая богиня? Радуйся.
Афина при этих словах звонко расхохоталась, но продолжала испепелять Кассандру своим ледяным взглядом.
– Эй, мой милый, – бросила она через плечо, не оборачиваясь, царю Итаки, – сходи-ка за моею колесницей. Ее оставила я в дальней роще, где Ксанфа русло упругой изгибается дугой.
– Будет исполнено, – Одиссей почтительно склонил голову и помчался прочь с корабля.
– Это верно, – продолжила свой разговор с Кассандрой Афина, – один твой, Кася, вид в меня вселяет радость. Недолго же тебе осталось каркать на этом свете, бесполезная колдунья.
Кассандра сжалась в комок. Она не в силах была более выносить насквозь, казалось, прожигающий взгляд этих холодных и прекрасных, как у самой Горгоны Медузы, голубых глаз. Царевна опустила взгляд, прикрыла голову руками, ясно давая понять, что признает свое поражение, что не ей, ничтожной смертной, тягаться на равных с любимой дочерью всемогущего Зевса. Она мысленно молила Афину только об одном – чтобы та ушла, отпустила ее, дала ей спокойствие накануне стремительно приближающейся гибели.
Но богиня с явным наслаждением продолжала экзекуцию. С презрением ткнув дрожащую всем телом Кассандру своей прекрасной ногой, она продолжила расспросы:
– Помог тебе твой дар в борьбе со мною? Отвечай. Быть может, ты принесла кому-то счастье, о котором я не знаю? Дела твои, презренная девица, заслуживают большей кары, чем та, что ждет тебя в Микенах. Ну да ладно! Мы боги и должны уметь прощать. И все ж ответь мне, Кася, как чувствуешь себя сейчас?
– Ты сама однажды поймешь это, Афа, – пробормотала сжавшаяся в комок и почти физически раздавленная взглядом богини Кассандра с залитым горькими слезами лицом. – Не будет вечным царство великого Зевса. В последние дни мои он дал мне силу проникнуть взглядом сквозь века. Знай же, беспощадная Паллада, что через пятьсот лет подвиги героев под Троей воспоет в своих песнях слепой старец. А еще спустя три столетия в главном городе Эллады, названном именем твоим, на горе воздвигнут в твою честь величественный храм, равных которому не будет во всей Ойкумене…
– Ой, что-то мне пока не страшно, ворожея, – насмешливо прервала ее Афина.
– Но еще через пятьсот лет, – возвысила голос Кассандра, уже без всякой опаски подняв на великую богиню свои почти безумные в это мгновение глаза, – наследник отпущенного тобой из Троады Энея позволит казнить на кресте того, с кого начнется конец царства богов-олимпийцев, ибо он положит начало новой вере. И не будет вам тогда нигде пристанища, как мне сейчас. Только, к несчастью для вас, вы бессмертны. И вам суждено будет пережить свою паству и увидеть, как люди отвернутся от вас. И даже ничтожный старый пастух прогонит тебя, серебряная богиня.
