Только дергается, когда я осторожно начинаю обрабатывать ее раны перекисью.
- Шшшшш, - не помог коньяк, все равно больно, - даже дую на сдертую кожу. – Потерпи. Иначе будет еще хуже.
Кажется, последние слова она воспринимает, как угрозу, потому что снова дергается и сжимается вся, - чувствую под руками.
А я, как мамочка, начинаю мазать ее спину йодом, который вообще непонятно откуда взялся в моей аптечке.
- Отдыхай давай, - сам весь потом покрылся, пока это делал, как будто самому больно, а не ей. – Поспи. Проснешься, - антибиотик выпьешь, вот тут, на тумбочке, - специально только одну таблетку оставил, а то – хрен его знает, что ей в голову придет. Может, всю пачку зараз проглотить додумается, а мне потом ей желудок промывать. – И не пытайся от меня больше бегать, ладно. Договорились?
Кивает, и я только теперь замечаю, как судорожно она вцепилась пальцами в подушку.
- Постой! – останавливает меня ее дрожащий голос уже у двери.
- М? – поворачиваюсь, удивленный донельзя. Решилась заговорить?
- Что со мной будет? – снова сжалась вся, но простынь теперь взять без разрешения не осмелилась.
Ох, девочка, если бы я только знал, что мне теперь с тобой делать! А так… Сам не понимаю…
- Посмотрим, - сухо роняю и выхожу.
Подальше мне от нее нужно быть, чтобы принять это решение. Подальше. А то голос ее этот нежный и испуганный, глаза такие невинные сбивают меня на хрен с толку.
5. 5 Глава 5 Света
Глава 5.
Светлана.
Не знаю, что меня больше пугает в нем, - его ласка или когда он жесток и похож на дикого зверя.
Да, все пугает, - маньяки, говорят, избивают своих жертв, а потом носятся с ними, как с любимым ребенком и залечивают им раны. И даже искренне верят в то, что любят их, хотя после неизменно убивают.
Так что, наверное, это его проснувшееся вдруг желание отогреть, возиться, выкупать, накормить и даже обработать раны, которые сам же и причинил, - для меня страшнее. Настораживает. Был бы таким лютым, как с самого начала, я хотя бы знала, чего от него ожидать. И, наверное, надеялась бы, что, может, что-то еще действительно разрешится. Что произошла какая-то чудовищная ошибка, и он просто принял меня за кого-то другого, на кого так жестоко разозлен. Тогда бы, наверное, меня бы еще отпустили…
Но теперь его поведение совсем сбивает с толку.
Есть ли шанс на то, что ярость его утихла, и теперь он понял, как жутко со мной поступил?
Если раньше он запугивал меня, обещая мучительную смерть, - то теперь его « посмотрим», возможно, дает мне надежду? И разве стал бы он сдерживаться и залечивать мне раны, если бы собирался и дальше истязать своей жестокостью?
А он сдерживался, - я это чувствую и понимаю.
Дышал же – так жадно, тяжело, рвано, и даже сквозь штаны было видно, как напряжено то, что у него внизу… Только прикасался так… Совсем иначе, по-другому… Как будто и правда обо мне сейчас больше думал, чем о себе?
Таким, каким был вначале – не сдерживался бы. Значит, - что-то в нем изменилось, если даже не тронул, - пусть и так, аккуратно, как ему хотелось?
Цветок надежды – он слишком яркий, слишком сильный, слишком живой. Он взметается внутри, как пламя, снова заставляя поверить, заставляя оживать. Но…
Могу ли я поддаться этой надежде? Ведь, если сейчас поверю, то вернуться к тому, что было с самого начала, будет куда больнее… В тысячи, в сотни раз!
Но на психопата он точно не похож, - такие вещи, как безумие, они чувствуются.
