Ну и что это только что было?
– Похоже, тебе светят огромные проблемы, – насмешливо роняет стоящая неподалёку блондинка. – Если попадёшь в его семью – со спокойной жизнью можешь попрощаться.
– Ты хоть знаешь, кому нахамила? – подключается к «разговору» шатенка.
– Я никому не хамила, – не соглашаюсь. – Он, в отличие от меня, видел, куда идёт – кто ещё из нас должен извиняться?!
– Это Ярослав Поляков, – словно не слыша меня, продолжает гнуть свою линию блондинка – Олеся, если судить по персональному пропуску. От звука имени парня вдоль позвоночника прокатывается гигантский ледяной валун – эту фамилию не знает разве что полный социопат: его отец – второй совладелец «Утопии» из четырёх. – И, судя по его взгляду, он тебя так просто в покое не оставит.
Хмурюсь, потому что это маловероятно: ему незачем заострять внимание на какой-то серой мыши вроде меня; ну и, к тому же, я уже знаю, к кому попаду, так что стратегия блондинки по моему запугиванию работала не очень хорошо.
– Мне всё равно, кто он такой; и что собирается делать, меня тоже мало волнует.
– А волноваться стоило бы, – качает головой шатенка, и меня наконец-то оставляют в покое.
Через полтора часа, когда косые взгляды, которые я изредка улавливала на себе краем глаз, уже начали меня нервировать, на табличке загорелся мой номер, и я скрылась внутри кабинета как утопающий в спасительной шлюпке. Меня встретила приветливая медсестра – что странно, учитывая, как в нашем обществе относятся к аккомодантам – и жестом указала на кушетку за ширмой. Там я оставила свои вещи и разделась до белья; меня взвесили, измерили рост, сняли мерки – неужели это и в самом деле так необходимо? – взяли кровь для всевозможных анализов и проверили, действительно ли я всё ещё девочка. После она порасспрашивала меня о том, чем я болела, и на какие лекарства есть аллергия. Всё это было достаточно мерзко, и, хотя и проделано аккуратно и профессионально, лишь ещё больше унижало меня как личность. Я чувствовала себя племенной кобылой, которую проверяют на породистость и достойность вообще выставляться на торги.
Мне просто нужно пережить это всё.
После всех манипуляций женщина выдала мне направление к психологу, который должен был дать мне несколько тестов и составить мой психологический портрет.
Ей Богу, если бы не Вадим, притворилась бы шизофреничкой с полным букетом всевозможных психологических расстройств – просто из вредности.
Вот психологов, проводящих тестирование, оказалось достаточно для того, чтобы я попала на приём через полчаса после прибытия в нужный коридор на четвёртом этаже. Мне попался мужчина примерно сорока лет с редкими седыми прядками волос – видимо, эта работёнка не из лёгких. На нём белая рубашка, тёмные брюки и вязаная безрукавка с дурацким рисунком – кажется, это были олени; а вот его эспаньолка и тёплые карие глаза в тандеме с доброжелательной улыбкой располагали к себе – настолько, что я забыла о том, что с недоверием отношусь к врачам-мужчинам.
Мне как девочке иметь дело с женщиной было бы проще: с ними нет такого дискомфорта, если дело доходит до щекотливых вопросов.
Когда Игнат Вениаминович вручил мне на руки стопку тестов, под тяжестью которой я чуть не рухнула на пол, стало понятно, что так просто от меня не отвяжутся. Я сняла самый верхний – тот, который состоял из инструкции и пятисот шестидесяти шести вопросов – и мысленно потеряла сознание.
