– А куда это вы Олесю подевали, не замуровали ли? – как бы невзначай поинтересовался Олег.
– У меня она, в тридцать второй, – выпуская колечки дыма сложенными в трубочку губами, ответила за всех Лена. – По просьбе трудящихся могу уступить свое любимое место. – Она заговорщицки подмигнула Олегу и продолжила:
– Иди, иди, а то она уснет, а девичий сон ух как сладок. – Вскинула руки кверху, потянулась и с закрытыми глазами повалилась на кровать.
– Загляну на огонек, – пропел Олег, допил еще не остывший кофе и встал.
– Смотри, огонек там через раз загорается: выключатель барахлит, – предупредила Лена.
– Главное, чтобы ручки не барахлили, – хихикнула тоненько Света и отвернулась.
Олег воздел указательный палец к потолку и нарочито серьезно, как профессор на лекции, проговорил:
– Истину глаголет!..
За дверью было тихо. Олег приложил ухо к шероховатой грязно-белой поверхности и на секунду затаил дыхание: ни звука. «Спит», – мелькнула в голове единственная объясняющая тишину за дверью мысль. Ему было жаль тревожить ее сон, но и просто так взять и уйти он не мог: после стольких сомнений и переживаний, после партизанского прорыва на запрещенную территорию. Он постучал несколько раз по косяку костяшками пальцев; звук содрогнувшейся двери оказался сильнее, чем он ожидал. Через минуту дверь медленно открылась, и слабый свет коридора, ворвавшись в темную комнату, вычертил на полу неровный четырехугольник и осветил Олесю с прищуренными глазами. Она натянуто улыбнулась, приложив ладони к разомлевшим щекам, и Олег почувствовал себя самым последним идиотом на земле.
– Я тебя разбудил? – дрогнувшим голосом вымолвил он.
– Чуть-чуть, – не совсем проснувшимся детским голосом ответила она, поправляя волосы, и отступила в сторону, пропуская посетителя.
Олег разорвал полосу света на полу на две неравные части, нашарил сбоку выключатель и с силой надавил на клавишу. Дверь за спиной звонко цокнула. Язык у него приобрел свинцовую тяжесть, и он впервые в жизни не знал, с чего начать разговор и что сказать, хотя днем, на пляже, он совершенно освоился с ее близким присутствием, быть может, оттого, что кругом были люди, занятые только мыслями о своевременном охлаждении разомлевших тел и количестве ультрафиолета, льющегося с ясного безоблачного неба. А сейчас была ночь: спокойная, тихая, лунная, когда мимолетные чувства и желания, не стесняемые дневной ограниченностью мира – домами, улицами, стенами квартиры, – могут перевоплотиться в невидимую, растворившуюся в маслянистой газовой саже ночи страсть, вырывающуюся сквозь телесную оболочку только тогда, когда не будет видно ее страха не осуществиться, остаться только болезненным чувством буйствующей плоти. И рядом, кроме очаровательной нимфы в купальнике и прежнего аромата свежести с легким придыханием речной влаги, никого и ничего не было.
Олег украдкой взглянул на нее и заметил по опущенным глазам и грациозной скованности движений, что и она взволнована его неожиданным визитом и даже немного напугана. Чтобы унять противную холодную дрожь, он засунул руки в карманы и подошел к окну. Молчание затянулось; он понимал, что должен что-то усилием воли выдавить из своего онемевшего горла, но даже внутренний голос подозрительно безмолвствовал.
Как последняя надежда на спасение, сама собой погасла голая, без абажура, на спирали провода лампочка под потолком. Он услышал, как жалобно запищали пружины за его спиной. И он, так и не издав ни звука, быстро разделся, лег на свободную кровать и замер.
