Borrow or rob?
Don’t nod.
Now, sir, a war is won[4].
Каждая строчка представляла собой палиндром – то есть одинаково читалась и слева направо, и справа налево. Джеймсон. Мать его. Хоторн. И как я сразу не догадалась?
Я подняла глаза, ни капли не сомневаясь в том, что где-то в толпе притаился Джеймсон Винчестер Хоторн и теперь наблюдает за мной. Он и правда стоял неподалеку и уминал какую-то булку цилиндрической формы. На его губах играла очень довольная улыбка.
Как только наши взгляды встретились, он сразу все понял. Понял, что я разгадала его код.
И торжественно помахал мне своим обедом.
Я фыркнула и отвернулась. Нашла экскурсовода, который недавно рассказывал про часы, и спросила:
– Если я скажу «Прага» и «палиндром», у вас возникнут какие-нибудь ассоциации?
Экскурсовод расправил плечи. Казалось, спустя много лет наконец настал его звездный час.
– Разумеется.
Я вернулась на Карлов мост, точнее, к башне на восточной стороне, и отыскала там заветные цифры.
135797531.
Палиндром представлял собой дату, совсем как в моей подсказке. В 1357 году, девятого июля, в пять часов тридцать одну минуту утра, был заложен первый камень этого моста. Суеверный правитель. Советник-математик, к которому обратились за расчетами. Дата-палиндром.
Сюжет что надо! Джеймсон отнюдь не шутил, когда сказал, что этот город сделал за него почти всю работу.
– Оцени свою ненависть ко мне по шкале от одного до десяти! Ты меня просто ненавидишь или так, что прибить хочется? – полюбопытствовал Джеймсон, остановившись рядом со мной.
Он улыбался с самодовольством кота, слопавшего канарейку. Так и хотелось сделать с ним… что-нибудь.
– Прибить – еще слабо сказано, – сообщила я, но от задания отвлекаться не стала. Я наконец оказалась в нужном месте, но второй подсказки пока не нашла.
Еще минут десять я ощупывала мост, пока – бинго! – не нащупала между камней что-то маленькое, изящное и металлическое.
Я поднесла находку к глазам, чтобы получше рассмотреть. Серебряный шарм. Форма угадывалась безошибочно.
– Эйфелева башня? – спросила я, взглянув на Джеймсона.
Следующим утром
– М
не нужна конкретная локация, – сказал Орен Джеймсону. – Детали. Имена, если они тебе известны.
Джеймсон улыбнулся главе моей службы охраны своей самой дерзкой и беззаботной улыбкой.
– А мне надо в душ.
В этом был весь он, человек, который вечно балансирует на краю пропасти и не боится зайти слишком далеко – или разогнаться чересчур быстро, лицедей, который прячется за усмешками, как за щитом.
Может, Орен и купился на его спектакль, но только не я. Мне казалось, что со своего места я слышу, как тяжело стучит сердце Джеймсона. Трудно было объяснить словами, по каким приметам я все это понимаю, – я просто знала его, и все.
Знала, как никто другой.
Он прошел мимо меня так близко, что легонько задел плечом.
– Джеймсон, – позвала я, и он тут же остановился и повернул голову в мою сторону, точно и сам не мог совладать с собой, точно я была севером, а он – стрелкой компаса.
– Эйвери, – произнес он так, что я едва справилась с собой. Казалось, он умоляет и проклинает меня одновременно.
А вдруг он повторял мое имя и в те минуты, когда кровь из раны заливала ему грудь?
Я видела, как тяжело он дышит, обдумывая следующие слова.
– Ты можешь заставить меня сказать правду, – наконец тихо произнес он.
Ни усмешек, ни ухмылок, лишь искренность. Я прекрасно понимала, о чем он. Одно короткое слово –
