– Фу ты, чуть не заснула… охти… Старость – не радость… Хорошо тут у вас, хоть ты домой не ходи…
– А ты и не ходи, бабушка, оставайся у нас, места всем хватит, – предложила Мария.
– Да нет, пойду, надо же моих курочек покормить, хоть их только три штуки осталось, а всё ж таки, живность, какая-никакая, – кряхтя, встала Стывриниха, потом склонилась, еле слышно поцеловала в лоб Марию сухими бескровными губами:
– Смотри, дочка, не болей, сыновей расти, они – твоё будущее, всегда кусок хлеба будет на старости лет.
– Спасибо тебе большое, бабушка, – ласково улыбнулась Мария.
– Да ладно… Чего там, – махнула рукой повитуха и заковыляла к дверям.
…Шло время. Каждый день с утра до вечера, Мария крутилась по хозяйству, как белка в колесе. Очень тяжело было с деньгами. Они постепенно таяли, несмотря на то, что мать ввела режим жёсткой экономии. Частенько даже пелёнки приходилось замачивать в воде, смешанной с печной золой, не было мыла. Правда, оно не всегда и было в магазине. Да и до магазина кусок изрядный, не выходило ходить туда часто.
…Постепенно, Мария всё реже вспоминала Владислава, черты его лица, как бы, затягивала слабая белесая пелена, с каждым ушедшим месяцем пелена становилась всё гуще. Притупилась обида на него, тоска по нём. Главное – она не одна на белом свете! У неё есть мама, есть дети, два сына… Они – её радость, её счастье и горе, её веселье и грусть…
Пришёл день, когда младшенький, Лёня, сделал свои первые несколько шагов и, смеясь от счастья, упал на протянутые к нему руки Марии. Она, блестя радостными глазами, схватила его, прижала к груди, покрыла всё его личико поцелуями. И, тут же, от промелькнувшей мысли, помрачнела, прошептала горько:
– Вот и ты пошёл, мой маленький, а папка твой, не видел тебя даже, ни разу в жизни, понятия не имеет, как ты выглядишь, да и есть ли ты вообще!
Лёня рос более смелым и бесшабашным, чем Робчик, всё время куда-то спешил, торопливо переставлял свои слегка косолапенькие ножки, спотыкался, падал, набивал себе шишки, громко ревел, потом всё повторялось… Вскоре он научился самостоятельно забираться на кровать и ему очень понравилось кувыркаться на покрывале, сшитом из разноцветных кусочков материи…
Однажды, он так разыгрался, что скатился к самому краю кровати и шлёпнулся на пол, лицом вниз, разбив себе нос. Сразу же потекла кровь. Лёня пронзительно закричал от боли и страха. Мария, мывшая в это время в корыте Робчика, опрометью бросилась на крик, подхватила перемазанного в крови Лёню, ахнула, взглянув ему в лицо, принялась торопливо вытирать полотенцем кровь, плача от жалости к нему, подвела к чугуну с тёплой водой, приготовленной, чтобы сполоснуть Робчика, вымыла Лёне лицо, усадила его на скамейку и пригрозила:
– Сиди здесь и не слезай, а то получишь от мамы по попе, понял? – Лёня ещё пуще разревелся, но, потом, видя, что мама занялась Робчиком, постепенно затих и заинтересованно следил, как мама малюсеньким кусочком тёмного мыла водила по спине и груди у брата и под её рукой появлялись красивые пузыри. Наконец, мама сполоснула Робчика чистой тёплой водой и завернула в льняное полотенце.
Скрипнула не смазанная дверь и на пороге показалась бабушка с подойником, в котором белело тёплое молоко. Лёня облизнулся и нетерпеливо заёрзал на скамейке. Потом не выдержал, сполз с неё и пошёл к бабушке, смотря на неё умоляющими глазами.
