– Ах ты, мой миленький, молочка хочешь, – умилилась бабушка. – Сейчас, сейчас, внучек мой дорогой, вот только процежу, и налью тебе.
– Баба, я тозе молоцка хоцу, – подал свой голос Робчик, уже уложенный в постель.
– И тебе дам молочка, подожди немного, внучек. – Мать помогла Марии уложить детей, вдоволь напившихся молока, потом и сами сели ужинать. Мальвина достала чугунок с картошкой, поставила его на стол, налила в кружки молока и отрезала по краюхе хлеба.
– Мама, а у тебя… чего-нибудь покрепче… нет? – Неожиданно спросила дочь, не донеся до рта картофелину.
– В честь чего это? – Удивлённо спросила мать.
– А ты не помнишь? – Мать перебрала в уме костёльные праздники, свой день рождения и Марии, недоумённо пожала плечами, взглянув ей в лицо. Мария вздохнула, укоризненно покачала головой: – Мама, сегодня 17 июля… Мать непонимающе продолжала смотреть на дочь.
– Сегодня Робчику исполнилось три года, мама!
– Езус Мария! – всплеснула руками мать. – Вот голова дурная! Совсем забыла!.. Нет, доченька, ничего… такого… нет, увы! – Виновато улыбнулась она.
– Да я шучу, мама! Хотя, нет, давай, всё-таки, выпьем, чокнемся за здоровье Робчика! – Мария подняла кружку с молоком. Они чокнулись, выпили, Мария крякнула, сморщилась, понюхала хлеб.
– Да, крепка! – Засмеялась её выходке мать. – Прямо первачок!..
За окном краснели облака, подсвеченные ушедшим за горизонт солнцем, пронзительно свистели проносившиеся высоко в воздухе ласточки, ловившие комаров, громко стрекотали кузнечики, еле шевелились под тихим ветерком ветви деревьев. Громко залаял во дворе Тузик и, тут же, стих.
– Чего это он? Пойду, посмотрю. Она открыла дверь и выглянула во двор. Тузик, виляя хвостом, став на задние лапы, пытался лизнуть в лицо какого-то мужчину. В следующее мгновение она узнала его. Это был… Владислав!
– Езус Мария! – Воскликнула мать. – Приехал! Вернулся! – Мария, как вкопанная, замерла за её спиной, не веря своим глазам, чувствуя, как кровь гулко ударяет в голову, сердце проваливается куда-то вниз…
Владислав сделал несколько неуверенных шагов, остановился, посмотрел им в глаза и пробормотал: – Здравствуйте!.. Приехал… вот… – Он пытался найти ещё какие-то слова, но ничего путного не пришло в голову. Речь, которую он приготовил в поезде, начисто забылась, и он потупился, разглядывая носки своих сапог.
Мать посмотрела на онемевшую от внезапно прихлынувшего счастья Марию, покачала укоризненно головой и, довольно сурово, буркнула:
– Что ж, заходи, гостем будешь… сынок! – Язвительные нотки явственно прозвучали в её голосе.
Владислав подошёл совсем близко к Марии, нагнулся, заглядывая ей в глаза:
– Машенька, – пробормотал он тихо и виновато, – прости меня, слышишь? Не могу я, оказывается, без тебя… Не выдержал, вот, приехал, прости, прошу тебя! – Он неуверенно взял её безвольно опущенную руку, пожал ласково, потом медленно поднёс её к губам и поцеловал. Мария как-то судорожно, не то всхлипнула, не то сильно вздохнула и, чувствуя, как подгибаются ноги, упала ему на грудь. Владислав обрадованно схватил её руками, сжал в объятиях, торопливо и жадно покрыл поцелуями её лицо.
– Перестань, не надо, – счастливо шептала Мария, делая слабые попытки вырваться. Мать посмотрела на них несколько секунд, плюнула со злости, круто повернулась и ушла в избу.
– Вот дура-то! Вот дура! – Бормотала она себе под нос, перемывая посуду. – Чёрт знает, где он пропадал эти два года, с какими бабами спал… Ни одного письма! Ни одного! А она… на тебе! Всё забыла сразу! Всё простила! Езус Мария! Ну и дочку вырастила! И в кого только? Я бы… ему показала!
