Наконец мы прибыли к огромной кованой двери одного из строений. Из всех прочих оно выделялось своей основательностью и добротной каменной кладкой. Хотя крыша жилища была так же, как и у остальных домов, укрыта соломой, она выглядела значительно свежее, будто бы ее постелили только намедни. Не оставалось сомнений в том, что за зданием тщательно следили, несмотря на разруху вокруг. Это сильно бросалось в глаза.
Внутреннее убранство помещения также показалось мне необычным. Весь дом состоял из одной длинной залы, в конце которой расположилась большая дубовая лестница. В ясный день здесь вероятно было достаточно дневного света, ибо в каждой из стен находилось по равному количеству весьма широких оконных проемов. Сейчас же рядом с каждым из них висело по свече на медном подсвечнике, отчего интерьер наполнялся теплом и мог согреть любого уставшего после долгой дороги путника.
Посреди залы стоял широкий стол, уставленный простой деревянной посудой. Множество людей сидело за ним, но их силуэты были пугающе неживыми. Похоже, мертвенность сущего настигла меня и здесь: сколь ни пыталась я, мне не удалось заметить у присутствующих ни единого движения, услышать от них ни единого слова, сказанного как друг другу, так и мне. Да и в целом мое появление пред ними не произвело никакого впечатления. Ни на кого.
Прошло некоторое время, прежде чем проводник подвел меня к столу и, указав на грубый табурет, предложил мне сесть. Я приняла его предложение, а далее в воздухе повисло затяжное молчание, ибо никто из находящихся рядом по-прежнему не замечал ни меня, ни чего бы то ни было вообще. Все это продолжалось так долго, что мне показалось, будто бы я очутилась вблизи берегов Стикса, ожидая паромщика, который проводил бы меня в обитель мертвых. Это единственная аналогия, которой я могла бы описать происходящее вокруг в тот момент.
– Да сохранит Бог душу этой девы – Спасительницы усопших! – проговорил вдруг ледяным тоном некий человек по правую руку от меня. Его длинные волосы были заплетены в косу и казались чернее смоли. Его подбородок венчала борода, также заплетенная в тончайшую витиеватую линию, напоминающую хлыст.
Немного помолчав, загадочный муж поднялся со своего места, дабы продолжить свою речь:
– Время начать торжество! Да начнется оно во имя нашей гостьи, Господа и душ умерших, и ныне спасенных!
Произнесенная фраза была словно сигналом. Остальные участники трапезы вмиг очнулись от сковавшего их оцепенения, и жизнь, присущая тварному, наконец потекла по их жилам.
– Да сохранит! Да начнется! Во имя Бога и Девы, спасшей души убиенных! – вторили они своему вождю, под невзрачным плащом которого в отсвете свечей блестела кольчуга прекрасной работы. То был момент, когда кружки, наполненные медовухой, были подняты сими странными персонами ввысь.
Теперь настал мой черед поддержать присутвующих в их отраде, но, потянувшись за напитком, я увидела перед собой лишь кубок из кости, внутри которого было вино.
– Почему? Почему вы считаете, что я могу испить крови Христовой, когда не ведаю, имею ли я на это право? – вопреки логике момента воскликнула я, будто ведомая чьей-то посторонней волей. Мой голос перекрыл тогда собой все громогласие вокруг.
– Потому как вы, милосердная сестра, есть Спасительница семей наших! – ответил мне некто из людей. – пейте кровь Господа без промедления из кубка, сотворенного из кости хищника, который более никогда не покажет здесь своей омерзительной морды.
