Икаро, шаманская песнь - страница 19

– Я тридцать лет назад впервые сюда приехал, сразу влюбился в этот край и остался здесь жить. Посижу в городе какое-то время и больше не могу – снова в эти просторы тянет. Здорово, что ты приехала, а то сейчас сезон дождей, турист не едет, я уж затосковал. А ты мне подарила возможность снова побыть в любимом месте, – рассказывает Хосе.

– А еще что-то посмотреть не тянет?

– Тянуло, еще как тянуло. Так хотелось бы другие страны узнать, но где мне на это денег взять? А сюда приезжают люди со всего мира, все такие разные и удивительные, я через них мир познаю. Вот ты, кстати, первая русская, которую я встретил. Точнее, давно приезжали какие-то, но они по-испански не говорили. Вот ты мне про Россию рассказываешь, а я представляю, как я там гуляю по московским мостовым или по сибирскому лесу и все-все вижу!

– А мне кажется или вправду небо как-то вспыхивает? Или это мне от той парочки что-то в нос задуло?

Небо и вправду озарялось то желтым, то оранжевым, то красным.

– Да, бывает такое. Похоже, будет дождь.

Небо остается ясным, но вспышки все учащаются. Я начинаю клевать носом, и мы расходимся по комнатам: мальчики налево, девочки направо. Забираюсь на верхнюю полку в своем «купе» и сладко засыпаю. Снится мне, что еду я в поезде, его потряхивает так равномерно, а в открытое окно на мою полку залетают капли дождя. Я прошу окно закрыть, а его никак не закрывают, и я снова прошу, но вода все льется и льется на меня. Наконец я понимаю, что это не сон и вода действительно льется, причем не только через окно, но и с соломенной крыши, не особо приспособленной к сезону дождей. В полусне я перебираюсь на соседнюю койку, тоже наверх (типа, теперь я на полке не по ходу движения), но и там меня начинает заливать. Я переползаю вниз, сначала на одну кровать, потом на другую, пока до меня не доходит, что в комнате потоп. И тут случается что-то странное, незнакомое моему телу. Кровать основательно так встряхивает, я окончательно просыпаюсь и осознаю, что это не поезд покачивает, а весь домик. «Да что же за поездочка такая? В пустынях бывают грозы, землетрясения? Мне об этом никто никогда не рассказывал. И что дальше? Куда деваться? Эта бамбуковая конструкция явно ненадежна. Что, если она сейчас развалится? Хорошо, что бамбук легкий, но вдруг каркас сделан из чего-то тяжелого? Я ведь даже никому не сказала, что сюда поехала, кто меня тут искать будет? Да и пока нас здесь найдут, нас уже обглодают какие-нибудь гиены… и неважно, что они в Африке. И маме давно не звонила…» – от всех этих мыслей меня не на шутку расколбашивает, я не выдерживаю и выглядываю в предбанник.

– Хосе! Хосе! – зову я. – Погорячилась я, когда сказала, что мне не страшно совсем. Ужасно страшно и ужасно мокро. То, что сейчас происходит, – это вообще нормально?

– А, испугалась? Да, мне тоже страшно, – сознался Хосе, появляясь в тамбуре нашего вагончика, – давай вместе бояться. Дожди тут бывают, и землетрясения небольшие тоже, как отголоски от гор. Но на этот раз тряхануло и вправду сильно.

– У меня маленькая бутылочка рома есть, принести? – спрашиваю я.

– И у меня осталось на донышке. Давай выпьем, чтобы не так страшно было.

Предбанник оказался единственным сухим местом. Мы сидели прямо на полу, в темноте, которую время от времени рассекали молнии до самой земли, и передавали друг другу бутылку. Когда ром закончился, Хосе сознался, что ром есть еще и на кухне и он уже достаточно храбр, чтобы туда сбегать, и его точно не унесет порывами ветра, не смоет дождем, и не разверзнется перед ним земля. Действительно, уже не трясло, а ураган с громом и ужасающими молниями сменился обыкновенным тропическим ливнем с ветром. Изрядно нахрюкавшись, уже ближе к утру мы расползлись по своим койкам. В комнате сухим не осталось вообще ни-че-го. Все вещи, даже запрятанные в потайные карманы рюкзака, были насквозь мокрыми, в том числе деньги и паспорт. Проспав в этой луже пару часов (что возможно только после изрядного количества рома) я встала по будильнику и, еще не протрезвев, вышла на кухню. Хосе уже хлопотал там как ни в чем не бывало, будто и не было никакой веселой ночки.