Он, возможно, и не узнал бы ее, если б она сама не остановилась на мгновение. Молодой человек быстро щелкнул каблуками и поклонился.
– Доброе утро, мистер фон Дейним, – зачирикала Таппенс. – Такое приятное утро!
– А. Да. Погода чудесная.
Таппенс продолжала:
– Не удержалась от соблазна. Я нечасто гуляю перед завтраком. Но сегодня утром я еще и не выспалась – всегда плохо сплю на новом месте. Так что обычно мне приходится привыкать день или два.
– О да, это, несомненно, так.
– И эта маленькая прогулка позволила мне нагулять аппетит к завтраку.
– Вы возвращаетесь в «Сан-Суси»? Если позволите, я пойду с вами. – Он сосредоточенно зашагал рядом с ней.
– А вы также вышли прогуляться ради аппетита? – спросила Таппенс.
Фон Дейним мрачно покачал головой.
– О нет. Я уже позавтракал. Я иду работать.
– Работать?
– Я химик-исследователь.
«Вот оно что», – подумала Таппенс, исподтишка окидывая его быстрым взглядом.
Карл продолжал напряженным голосом:
– Я приехал в эту страну, спасаясь от нацистов. У меня очень мало денег, нет друзей… Я приношу пользу, как могу.
Он уставился куда-то перед собой. Таппенс чувствовала, что им движут какие-то очень сильные скрытые чувства.
– О, да-да, – рассеянно прошептала она. – Это очень похвально.
– Два моих брата в концлагерях, – продолжал Карл фон Дейним. – В лагере погиб мой отец. Моя мать умерла от горя и страха.
«Он так это говорит, – подумала Таппенс, – словно выучил наизусть».
Снова она украдкой бросила на него взгляд. Молодой человек по-прежнему смотрел в никуда, и на лице его не отражалось никаких чувств.
Несколько мгновений они шли молча. Мимо них прошли двое мужчин. Один из них смерил Карла коротким взглядом. Женщина услышала, как он сказал своему спутнику:
– Готов поспорить, этот тип – немец.
Таппенс увидела, как покраснели скулы Карла фон Дейнима.
Внезапно он утратил контроль над собой. Волна скрытых эмоций вырвалась наружу. Он заговорил, заикаясь:
– Вы слышали… слышали… как они это сказали… я…
– Мальчик мой, – Таппенс вдруг стала собой. Голос ее был твердым и убедительным. – Не будьте глупым. Вы не можете и невинность соблюсти, и капитал приобрести.
Он обернулся и уставился на нее.
– Что вы хотите сказать?
– Вы беженец. Вам придется стойко переносить невзгоды. Вы живы – и это главное. Живы и свободны. Что до прочего – вам придется осознать, что это неизбежно. Страна воюет. Вы немец. – Она вдруг улыбнулась. – Нельзя же ожидать, чтобы какой-то прохожий – в буквальном смысле этого слова, – грубо говоря, различал хороших и плохих немцев.
Фон Дейним по-прежнему смотрел на нее. Его глаза, такие синие, были полны горьких мучительных чувств. Затем он вдруг тоже улыбнулся. Он сказал:
– Правда ведь, говорят, что «хороший индеец – мертвый индеец»? – Он рассмеялся. – Чтобы быть хорошим немцем, я должен вовремя быть на работе. Прошу вас. Доброго вам утра.
Опять этот жесткий поклон. Таппенс смотрела ему вслед.
– Тут вы совершили промах, миссис Бленкенсоп, – сказала она себе. – В будущем все внимание – только делу. А теперь в «Сан-Суси», завтракать.
Входная дверь «Сан-Суси» была открыта. Внутри миссис Перенья вела с кем-то оживленный разговор.
– И скажи ему, что я думаю по поводу последней партии маргарина. Бери вареный окорок в «Квиллерз» – последний раз он там был на два пенса дешевле – и осторожнее с капустой…
Она осеклась, когда вошла Таппенс.
– О, доброе утро, миссис Бленкенсоп, вы ранняя пташка. Вы ведь еще не завтракали… Все уже накрыто в столовой. – Показав на свою собеседницу, она добавила: – Моя дочь Шейла. Вы еще с нею не встречались. Она уезжала и вернулась домой лишь вчера вечером.
