– Да.
– Ты ведь не обижаешься из-за этого?
– Обижаюсь, честно говоря. Сначала не обижался, а потом…
– Да, тебя в этом не обвинишь, конечно.
– Но я не стану что-то ему говорить.
– Ты можешь сказать.
– Ты ведь поэтому ездил туда? Ты застал свадьбу?
– Не застал. Но да, ездил поэтому. Висайт сказал, что у Амира прошла свадьба, – он усмехнулся. – Я был в шоке, конечно.
Выходит, приехав туда, отец пристыдил и Амира, и вашу.
– Я не понимаю… но ведь его мама умерла чуть больше месяца назад…
– Там своя история, Саид. Странная. Я вмешиваться не стал.
– Думаю, объяснение у них найдется.
– Нам не нужно их оправданий, и ты не требуй их. Если захочешь поговорить об этом – поговори, но недовольства не выказывай. Не ставь их в положение виноватых людей.
Мы остановились на светофоре, и я грустно взглянул на высотные здания «Москва-сити», которые, подобно деревьям за невысоким холмиком, возвышались над жилыми домами. У чеченцев совсем не принято проводить такие торжественные, важные мероприятия, не сообщая об этом своим родственникам заранее. В этом нет какой-то пресловутой «несвободы действий», просто мы такой народ, что подобные поступки расцениваем, как пренебрежение или отдаление от родственников. Также это может указывать на то, что ты перед ними в чем-то провинился. Вариантов масса, но вряд ли хотя бы один из них является положительным.
– Они ничего не просили мне передать? – спросил я, думая о том, что о моих чувствах никто не печется.
– Да. Амир извинился… сказал, что это была просьба его матери.
Я вытащил из кармана свой телефон и повертел им в руках:
– Жаль, что он не сделал этого прямо.
– Неужели ты не понимаешь? Стыдно ему, Саидик…
Я едва сдержал улыбку, увидев, как отец осекся, назвав меня так, как называл лишь в возрасте Лорса.
Так странно! Мне уже семнадцать, на щеках и подбородке проступает редкая щетина, а для него я еще «Саидик». Неужели он ежедневно себя пресекает, зазывая меня попить с ним чай или требуя помочь по дому?
– Да, – было тяжело вернуться в разговор. – Да, стыдно, конечно. – Пап, – я хотел начать разговор о своем желании переехать в Чечню, но он меня перебил.
– Ты познакомился с тем Зурабом на тренировке? Я рассказывал тебе про сына своего друга, который приходил к вам зал.
– Был там Зураб, но вряд ли тот, о котором ты говорил. Так, парой слов обменялись.
– Почему «вряд ли тот»?
– Твой Зураб, как ты говорил, чеченец, но этот вряд ли был чеченцем.
– Почему?
– Он весь какой-то рыжий.
Отец усмехнулся и с утрированным разочарованием растер глаза.
– К твоему сведению, Саид, если на чеченце нет хотя бы одного рыжего волоса, то это не чеченец. Значит, его предки просто когда-то поселились в Чечне.
– А на тебе вообще волос нет, не говоря уже о рыжих.
Он засмеялся.
– Что?! Да я весь рыжий! Всегда был!
– Вот так новость, – шлепнул я себя по колену, испытывая буквально зудившее мою поясницу желание поскорее высказаться. – А хочешь другую?
– Выкладывай.
– Погоди, мне надо собраться.
– Ты тоже женился?
В иной раз я бы развеселился, но не сейчас.
– Я решил, что буду поступать в Медицинский Институт в Чечне, – применив усилие, выпалил я без расшаркиваний.
Мы въезжали на пустую заправку, и он остановился, поравнявшись с бензоколонкой. Отец молча вышел, направился в магазин, чтобы оплатить бензин, и вышел оттуда с парой шоколадных батончиков и газировкой. Он сел в машину, пока заправщик втыкал пистолет в горловину бензобака, и протянул мне батончик.
