Сколько я себя помню, он всегда называл меня шоколадкой. Не потому что у меня был какой-то особенный оттенок кожи или что-то в этом роде – нет, это было связано с другим, гораздо более личным, глубоким. Это прозвище словно заключало в себе тепло его любви и ту особенную нежность, которую он испытывал ко мне. Это было как секретное имя, понятное только нам двоим, словно шифр, скрывающий под собой наши истинные чувства и взаимную привязанность.
Я была его копией, словно отражение в зеркале, которое не меняется с годами. Шатенка, такая же, как он, с густыми волосами, которые всегда падали на лицо, когда я наклонялась вперёд, и карими глазами, в которых, как мне казалось, можно было увидеть весь мир. В темноте они казались почти чёрными, как бездонная ночь, скрывающая в себе тайны и страхи. Но стоило солнцу коснуться их, как они начинали переливаться золотом, будто в них скрывались крошечные искры света, оживляющие мой взгляд.
– И я тебя, папуль, – я прижалась к груди мужчины вдыхая аромат табака и виски.
Когда отец вернулся в свой кабинет, я почувствовала, как за дверью раздаётся звук шагов, словно отголосок его власти и уверенности, которые всегда были с ним. В этой тишине, что окутала дом, мне стало немного не по себе. Я взяла себя в руки и, собравшись с мыслями, позвала одного из наших телохранителей. Я знала, что он будет рядом, как тень, обеспечивая мне безопасность и защиту. Надеюсь.
– Что вы хотели, мисс Канаверо? – поинтересовался телохранитель.
– Тебе платят за присмотр, – нагрубила я, – Где же ты тогда лазишь?
Вернувшись в свою комнату, я почувствовала, как вокруг меня снова замкнулось привычное пространство, полное тишины и комфорта. Я разложила нужный мне наряд на кровати и направилась в ванную.
Внутри меня нарастало раздражение. Как же можно быть таким тупым? Я просила о присмотре, а не о том, чтобы он следил за каждым моим шагом, даже когда я пытаюсь побыть наедине с собой. Я просто хотела немного уединения, покоя, чтобы подготовиться к вечеру и отдохнуть от всего, что накапливалось внутри.
Когда я резко остановилась у двери ванной, он, похоже, не успел среагировать. Мужчина врезался в меня и теперь его тело прижалось к моему. Я ощутила резкое тепло от его присутствия, его дыхание и напряжение, словно вдруг оказалась в каком-то неловком моменте. Он моментально отстранился, саркастично извиняясь.
Во мне возникла смесь эмоций: гнев, недоумение, и, возможно, даже какое-то смущение, которое я старалась скрыть. Я хотела сказать ему что-то резкое, выразить, как неуместно его поведение, но вместо этого ощутила, как внутри меня зашевелилась нерешительность.
– Присмотр в ванной мне не нужен, – прошипела я.
– Я не против и там за вами присмотреть, – ухмыльнулся мне он.
Флирт? Серьёзно? Я не могу поверить своим ушам. Внутри меня вскипело ощущение не просто гнева, а настоящего возмущения. Я была готова оставить за собой все эти игривые шутки и беззаботные разговоры, когда речь шла о безопасности. Наблюдая за тем, как он пытается подойти ко мне с легкомысленной улыбкой, я поняла, что это тот момент, когда надо остановить игру и продемонстрировать, кто здесь на самом деле управляет ситуацией.
Я достала нож, который всегда носила при себе – острое, блестящее лезвие сверкало в освещённом коридоре. Это был не просто инструмент, а символ контроля и силы, который напоминал мне о том, что я не беззащитна. Я резко приставила его к шее телохранителя, прижимая к стене. Он замер, его глаза расширились от шока, а в их глубине читалось неожиданное понимание.
