– Священный город, госпожа, – поправил лекарь, мужчина средних лет, по морскому обычаю отпустивший бороду и усы, хотя они не были настолько густыми, как у неразговорчивого хмурого капитана. Врач убрал увеличительное стекло в бархатный мешочек и сложил в футляр из черного дерева. – Любой имперец сказал бы вам, что Амират должен увидеть каждый перед встречей с Создателем.
– Увидеть Амират и умереть, – бледно улыбнулась Лассель. А может и не улыбнулась вовсе. Только попыталась. Улыбаться и шутить было не то чтобы слишком тяжело для нее, но она чувствовала неуверенность в том, что у нее получится.
– Да, так они тоже говорят, слово в слово.
Лассель надела темные очки и стало чуточку легче. Ей не хотелось видеть Амират ни в каком смысле.
– Я досадил вам? – суховато уточнил судовой врач, имени которого она никак не могла вспомнить. Вроде он представлялся, но лишь однажды, и настолько давно, что воскресить в памяти звучание его имени не представлялось возможным. Проще перечислить клички всех королевских гончих, которые брали первый приз за скорость с семьдесят первого по восемьдесят шестой. Какая досада, что невежливо переспрашивать имя человека, который оказывает тебе услуги!
Лассель посмотрела на него поверх темных очков и ничего не ответила. Ее лоб пересекла морщинка, будто она пыталась, но никак не могла вспомнить какую-то досадную мелочь.
– Прошу меня извинить, сударыня. Я должен вернуться к работе.
– Вы не подскажете, который час? – неуверенно спросила она. Это точно было не то, что она пыталась вспомнить, но ей до того хотелось задержать рядом этого смутно знакомого располагающего к себе человека, что она пошла на эту маленькую уловку. Почему-то ее тревожили мысли о том, что она не всегда знала, сколько сейчас времени. Словно что-то важное происходило по часам, и она рисковала пропустить нужную минуту.
Он достал из кармана часы с узнаваемым авторским знаком на крышке. Работа уважаемого мастера, но Лассель не могла вспомнить и его имени тоже. Многие имена растворились в морской воде…
– Полдень минул полчаса назад, сударыня. Я распоряжусь и скоро вам подадут обед. А уже к закату мы будем в порту Амират. Совсем немного осталось.
– Вот как? Это славно. Я жду сына к ужину, а здесь такая качка, что он точно будет недоволен. Приходится временами держать тарелки, чтобы не упали со стола. Это не очень удобно. – Она снова бледно улыбнулась, рассеянно глядя на свои руки в черных кружевных перчатках. Она не помнила, откуда у нее на среднем пальце взялась вызывающая дыра. Однако с ней была одна странность. Стоило ей присмотреться внимательнее, как дыра исчезала. А потом опять появлялась, если некоторое время смотреть на что-то другое. Если бы она догадалась спросить у врача, откуда у нее такие странные галлюцинации, тот ответил бы, что она не снимала эти тонкие перчатки много дней и ночей. Но разве она могла такое спросить и рискнуть вызвать его насмешку? Ведь очевидно же, что перчатки совершенно целые, если не отводить от них глаз. Ведь очевидно же?
Лассель задумчиво взглянула на лекаря, склонив голову к плечу. Ей казалось, что она уже много раз спрашивала про перчатки, но не могла вспомнить, насмехался ли он над ней из-за этого.
– Вы все еще ждете сына на ужин, сударыня? Несмотря на мои уверения, что он не придет?
– На этот раз придет. Он не приходит потому, что не выносит качку. Когда ему было шесть, его отец взял с собой на морскую прогулку и едва не утопил бедного мальчика. С тех пор он побаивается моря, и мы не можем его за это осуждать, – она посмотрела на врача настолько укоризненно, будто тот вслух усомнился в отваге ее сына, которого не знал, но о котором за время пути успел выяснить немало.
