– Вы слишком молоды, и, должно быть, не представляете, каково это – переживать предательство со стороны того, кому всецело доверял. Измена близкого человека – а кто может быть ближе родственника? – оставляет в душе кровоточащую рану, будто этот человек собственными руками вырвал ваше сердце и выбросил в мусор на ваших глазах.
Терри сглотнул вязкий комок в горле. Теперь он не знал, куда деть глаза. Чтобы скрыть предательскую дрожь в пальцах, он убрал руки под стол.
– Мне очень жаль, – прошептал он, с ужасом представляя, что это будут его последние слова. Эти двое наверняка пришли зарезать его столовым ножом, вскрыть грудную клетку и принести королю его сердце в качестве расплаты.
– Надеюсь, – с нажимом отозвался Риттау. – Искренне надеюсь, что вы раскаиваетесь, Терри. Его величество еще не оправился от удара в спину, который совершила ваша мать… Вы же знаете, что он уже больше десяти лет горюет после смерти королевы?
Терри достал носовой платок и забыл, зачем. Скомкал в кулаке. Кивнул. Не только он – все знали, что король до сих пор в трауре.
– У его величества беззащитное сердце. Каждую потерю он переживает чересчур остро. Лекари разводят руками и предупреждают, что однажды он не сумеет справится с потрясением. – Риттау сделал паузу, чтобы тщательно протереть ладони влажным полотенцем. – Скажите, Терри, вы действительно хотите своим… поведением приблизить кончину нашего правителя?
Терри отчаянно замотал головой.
– Я был дураком, сам не знаю, что на меня нашло. Простите, – торопливо забормотал он, не поднимая глаз от скатерти.
– Рад, что вы это понимаете. Вы могли не знать, но вас рассматривали в качестве если не соучастника, то выгодополучателя. Вы знаете, что это означает?
Терри покачал головой. В чем его выгода? Почему соучастник? Если бы он мог отговорить мать, если бы он хотя бы знал заранее, что она замышляет… Он бы сделал все, чтобы это предотвратить!
– Влиятельные люди настаивали на вашем аресте. Да, увы-увы, они получили красноречивое подтверждение своей правоты после заседания. Даже не хочу думать, что придется выслушать его величеству, который использовал свое право решающего голоса, чтобы оставить сына изменницы на свободе… И как вы его отблагодарили?
– Надо было его подержать в камере декаду-другую, чтобы хоть через отмороженную задницу до этого места, – Фархад указательным пальцем ткнул Терри прямо в висок, – дошло, что мы здесь не шутки шутим.
– Надо было, – неожиданно легко согласился Риттау.
Подавальщик, мальчишка на вид едва ли разменявший шестнадцать лет, поставил перед Терри тарелку с рыбой и овощами, а рядом с Риттау – пузатый керамический чайник, источающий яркие ароматы терпких ягод и меда.
Фархаду не досталось ничего, кроме извинений. Он поманил мальчишку пальцем и проникновенно сказал, что ему не нравится смотреть на то, как едят другие, когда он голоден. И посоветовал поторопиться. Подавальщик побледнел и рассыпался в обещаниях, исполнение которых вряд ли зависело от него лично.
– Опять сырое принесут, – спокойно прокомментировал Риттау, наливая себе чай. – И ты опять будешь сам виноват.
Терри с несчастным видом смотрел вареной рыбе в слепые глаза и не решался взять в руки приборы. Ему отчаянно не хватало решимости съесть несчастную рыбу, брошенную на хлебную лепешку рядом с холмиком небрежно нарезанных овощей, среди которых преобладали морские водоросли. Несколько мелких, ранних томаатти раскатились по тарелке, будто тоже хотели сбежать, да не вышло.
