Читать онлайн Иви Санс - Иллюзия рая

ПРОЛОГ

Осколок древнего гранита устремляется вверх сквозь похожие на оригами белые складки швейцарских Альп, пронзая низко висящие облака. Пустельга парит высоко над вершиной самой культовой горы Европы – Маттерхорна. На северо-западе, в глубокой долине, прорезанной ледниками, находится высокогорное озеро. Города Монтре и Лозанна переполнены путешественниками, перемещающимися по сети автобанов, подобно венам, несущим живительную кровь к главному телу – сияющему городу Женеве. Настоящий котел зимних любителей острых ощущений, миллионеров и ярких умов, и все они готовы окунуться в ноябрьский вечер. Но здесь, наверху, в величественной тишине пика, безмолвный воздух удерживает пустельгу в подвешенном состоянии. Подхваченный мимолетным восходящим ветром, взмах перьев колышется в морозном воздухе. Птица начинает вращаться по спирали, спускаясь к сосновому лесу внизу. Все спокойно, все безмолвно, зеркально-неподвижная вода далекого озера сияет в угасающем свете зимнего солнца.

Треск выстрела разрывает тишину, нарушая спокойствие. Пустельга исчезает. Деревья вздрагивают и выпускают стаю птиц, улетающую в облако снежной пудры. Пара горных серн в испуге выпрыгивает из зарослей.

В глубине леса по свежевыпавшему снегу бежит женщина, в отчаянии петляя между деревьями. Горячее дыхание вырывается в морозный воздух, когда она с трудом взбирается наверх. Бегунья стонет от изнеможения, но не собирается сдаваться. Она продвигается вперед, борясь с углубляющимся снегом, который замедляет каждый её шаг. Она должна идти; ей нельзя здесь останавливаться. Хватаясь за сосновые ветки, чтобы продвинуться вперед, она рискует оглянуться назад. Преследователей нигде не видно, но она знает, что сильно они не отстанут. Она пока ещё не в безопасности.

Выстрел задевает её предплечье. Капли ее свежей крови падают на снег и растекаются, как чернила на промокашке, оставляя след, который мог привести их к ней. Она перекатывается в сторону по скоплению камней и прячется под ветвями сосны. Тяжелый снег пригибает нижние ветки, обеспечивая укрытие. Она лежит неподвижно, прижавшись всем телом к стволу, тяжело дыша, напрягая слух.

Воздух прорезает хлопок второго выстрела. Щепки вылетают из ствола дерева слева от нее, осыпая ее снегом и кусочками коры. Она издает вопль отчаяния и как дикое животное выскакивает из своего укрытия обратно на открытое место. Она зашла уже слишком далеко; она слишком упорно боролась, и теперь отказывается терпеть неудачу. Сердце колотится, легкие разрываются, ноги горят. Она должна продолжать искать спасение.

Рикошет третьего выстрела отскакивает от гранитного утеса справа от нее. Они отстают. Это хорошо. Заставляя себя двигаться вперед, она все дальше продирается между деревьями, вслепую отбрасывая сосновые ветки со своего пути, хвоя царапает ее кожу. Снег уже доходит ей до пояса, но она заставляет свое тело бороться, несмотря на боль. С каждым судорожным вдохом она становится на шаг ближе к свободе.

Наконец, она добирается до открытой местности, пологого каменного плато. Но поверхность состоит из сплошного льда, и она почти сразу теряет опору. Она кувыркается вперед, отчаянно пытаясь удержаться на ногах и контролировать свое падение. Ее ноги останавливаются как раз в тот момент, когда скала обрывается в никуда. Восходящий поток воздуха из долины, находящейся тысячей футов ниже, подхватывает ее, развевая ее пальто, и на секунду удерживает её. Её руки раскидываются, спина изгибается как у змеи, чтобы противостоять падению. Она висит, остановившись между жизнью и смертью.

Зазубренный кончик Маттерхорна, похожий на сломанный палец, решает её судьбу. Где-то далеко вверху кричит пустельга. Крик голосом ее дочери разносится высоко в воздухе, и в этот момент она понимает: вот оно. Каждое прожитое ею мгновение, каждое лицо и каждое чувство сливаются воедино, а сердце бьётся в груди, как барабан.

Дышать. Дышать.

ГЛАВА 1

САРА

Внезапный толчок, ослепительный свет пронзает мои веки, и я подавляю клаустрофобию. Пытаюсь успокоить дыхание, когда желудок сжимается. Сильно закусываю губу. Шум оглушает, и я стискиваю кулаки. Лежу неподвижно и пытаюсь не обращать внимания на шум. Я в ловушке, не могу пошевелить ни одним мускулом. Дыши: вдох… и… задержка дыхания. О Боже, мне надо убираться отсюда.

Твердый пластик давит мне на лопатки и таз. Я кусок мяса на плите. Внезапно жужжащие вибрации прекращаются, и я погружаюсь в тишину и темноту. Все кончено? Тело начинает скользить, холодный воздух окутывает меня, когда меня несет к свету. Я слышу, как открывается дверь, раздаются шаги. А затем голос.

– Сара, в аппарате какая-то неисправность. Ничего, если ты проведешь здесь еще несколько минут? Я собираюсь перезагрузить систему, и нам придется провести повторное сканирование. Я не хочу рисковать и получить неправильный результат. Мне очень жаль.

– Хорошо, Карима. Я в порядке.

На самом деле я в непорядке. Еще в каком непорядке.

Плита, на которой я лежу, продолжает двигаться, выплевывая меня из камеры магнитно-резонансной томографии. Я сажусь и пытаюсь успокоиться. В конце комнаты есть окно в зону управления, и я вижу, как мой муж Дэниел, склонившись над компьютером, изучает что-то на экране. Он стоит, скрестив руки на груди, когда возвращается доктор Карима Фалька. Дэниел ловит мой взгляд и ободряюще улыбается, но не может скрыть своей печали. Никто из нас не был готов к этому дню. Через несколько мгновений Карима возвращается в комнату сканирования.

– Итак, еще раз. Сара, ты можешь снова лечь?

Ее успокаивающий шотландский акцент подбадривает меня. Когда я подчиняюсь, треск статического электричества посылает ударную волну вдоль позвоночника.

Я вздрагиваю; мой голос напряжен.

– С Дэном все в порядке?

Возникает пауза. Может быть, она меня не услышала.

– Карима?

– Да… У него… всё хорошо. И у тебя весьма неплохо. Еще немного, и мы вытащим тебя оттуда.

Дверь закрывается, и я чувствую, как зловещий магнитный гул камеры МРТ набирает скорость, когда плита скользит обратно в пустоту. Пальцы у меня на ногах поджимаются, и я снова погружаюсь в пасть аппарата.

Что бы ни случилось, дорогая, я позабочусь о Мэдди… О тебе и Мэдди. Мы справимся с этим.

Разумеется, Дэниел уже перешел к наихудшему сценарию. У меня был более оптимистичный взгляд, но мы с ним, если вкратце, на разных полюсах. Он вечно беспокоится. Я думаю иначе. Я искренне верю, что все будет хорошо. Я должна. Однако начали происходить события, которые нельзя игнорировать. Сначала это были простые вещи, такие как поездка в супермаркет и забывание, какая из машин на парковке принадлежит мне. Я потратила полчаса, расхаживая вокруг и наугад нажимая на брелок. "Конечно, красная "Ауди". Затем был случай, когда я забыла забрать Мэдди из школы. Я списала это на "просто одну из тех вещей", но, если быть до конца честной, и я никогда никому об этом не рассказывала, когда это случилось, я забыла, что у меня есть дочь. Это повергло меня в ужас. А потом я не смогла вспомнить название своего родного города – места, где я выросла. Кстати, это Барнсли; я нашла его. Совсем недавно из-за головных болей, мигреней мне казалось, что кто-то зажал мою голову в тисках. И тут я замыкаюсь в себе. И тут мысли вторгаются, словно змея, обвивающаяся вокруг моей шеи, и шепчут мне на ухо ядовитую ложь, заставляя меня сомневаться в себе и своей жизни.

Мы с Дэном понимали, что означают все эти симптомы; мы оба распознали признаки деменции. К сожалению, мы знаем об этом слишком хорошо, потому что в 2018 году у моего отца диагностировали болезнь Альцгеймера. Именно Дэн первым расставил точки над "i" в симптомах отца. Полагаю, в том, чтобы быть профессором Лондонского колледжа неврологии, есть свои извращенные преимущества. И теперь это может повториться снова. У меня. Я тоже ученый… Ну, была раньше. Однако без данных, свидетельств и фактов, которыми я руководствуюсь каждый день, трудно понять, кто я сейчас. Критическое мышление и умение решать проблемы были основополагающими для моей личности, но сейчас основные направления мышления становятся трудноуловимыми, и я чувствую себя измотанной и обделенной. Думаю, так влияет на человека ранний выход на пенсию. Вообще-то мне еще нет и пятидесяти, но я просто должна была остановиться. И если честно, я без сомнения закончила на подъёме. Когда я оглядываюсь на то, чего достигла, то чувствую гордость. Я сделала нечто значительное. Но сейчас нужно разобраться со вторым актом, и, возможно, мне придется заплатить самую страшную цену за интенсивность первого.

Я работала над методом генной терапии для борьбы с Эболой еще в 2013 году во время вспышки в Западной Африке, но его не разрешили использовать для населения. А потом, что ж, эпидемии закончились сами собой, и деньги на исследования неожиданно исчезли. Фармацевтическая промышленность – ветреный хозяин. Однако, когда в 2018 году болезнь снова подняла свою уродливую голову, мы были готовы приступить к работе, и это именно то, что сделали я и моя команда в Оксфордском университете. Я не ожидала получить Нобелевскую премию. Я не чувствовала, что совершила нечто монументальное, как Александр Флеминг или Мария Кюри – те, кто положил перед нами ступеньки, чтобы мы все могли идти по этому пути. Так что, когда это произошло, мне было неловко, особенно из-за того, что это была командная работа, а выделили только меня. Вот почему я отклонила приглашение на церемонию вручения Нобелевской премии в Стокгольме.

Я не сторонница публичности и ненавижу шумиху; всего этого было слишком много. Я была очень рада читать лекции, писать диссертацию и публиковаться как ученый, но это мой предел, и все, чего мне хотелось, – сделать перерыв. Большинство моих коллег не могли этого понять. И Дэниел тоже, полагаю. Помимо денежных знаков, думаю, они рассматривают Нобелевскую премию по физиологии или медицине как премию "Оскар" за науку: дверь к славе, богатству и целой жизни публичных выступлений, оваций стоя и всего остального, чего душа пожелает. Честно говоря, я просто чувствовала себя перегоревшей, и все, чем мне хотелось заниматься, – читать триллеры, сажать луковицы нарциссов и вместе с Мэдди печь торты для моего отца.

Когда меня наконец освободили от работы, и дома для престарелых, где я не появлялась два года, открыли двери после пандемии, папа не понял, кто я такая. Я даже не могу передать вам, насколько опустошающим это было.

Мама умерла несколько лет назад, и вскоре после этого мы поняли, что папа не справляется с жизнью в одиночку. Расплавленная посуда на электрической плите, из-за которой дом чуть не загорелся, а также мусор и газеты, которые мы нашли в морозилке, были довольно убедительными признаками того, что он нуждался в постоянном уходе. Мы нашли ему место, которое могли себе позволить, рядом с нами – второй дом недалеко от Лондона. К моему изумлению, папа не вписался в эту компанию. Он ожидал полный английский завтрак с хлебом, обжаренным в дюйме жира от бекона. Вместо этого он получил мюсли и овсяное молоко. Попробуйте поставить подобную еду перед болельщиком футбольного клуба "Барнсли" и пенсионером среднего звена "Премьер Фудс" и увидите, как она летает. Его голос звучал отстраненно. Прогуливаясь по Хартфорд-Гарденс более чем через год после нашей последней встречи, я отчаянно хотела снова почувствовать, как меня обнимают отцовские руки. Но, подняв на меня глаза после этого долгожданного объятия, он пристально посмотрел на меня в течение секунды и сказал: