Туман тем временем все густел и густел. Уже и букет в вытянутой руке невозможно было разглядеть. Попытался вспомнить, сколько он блуждает здесь, взглянул на часы, но те почему-то остановились. Это совсем его расстроило. Пришла даже в голову странная мысль, плюнуть на это кладбище, и вернуться домой, но оглядевшись, понял, что попал в самую глупую переделку в его жизни – заблудился на кладбище. Буквально огорошенный этим фактом, он беспомощно оглядывался, стараясь сориентироваться в тумане. Только без толку. Понял, что будь он даже в пяти метрах от выхода, он все равно его не увидит.
Не выдержал. Плюнул в сердцах на дорожку и зашвырнул куда-то в сторону оба букета. А руки, озябшие, сунул в карманы плаща. А потом решительно зашагал вперед, решив, что если пойдет, никуда не сворачивая, куда-нибудь, да выйдет. На миг стало пусто и в голове, и в душе. Но что-то новое появилось в этом обступающем его тумане. Он даже не поверил сразу, но когда прислушался, понял, что не галлюцинация посетила его, оказалось, что действительно, какой-то придурок пришел на кладбище с гитарой, и теперь играет на ней.
Сначала стало жутко ему. Один на один с психованным, да еще на кладбище. А потом он решил, что близко подходить к нему не будет, а посмотрит издалека, может этот ненормальный и выведет его с этого дурацкого кладбища.
Он прислушался, даже снял шляпу и приложил руку к уху. И в таком положении пошел на звук гитары. Осторожно, чтобы не спугнуть больного. Вскоре, пришлось ему сойти с асфальтовой дорожки и пойти прямо по опавшей листве, от чего туфли вскоре промокли, а ноги начали мерзнуть.
Вскоре, неясным абрисом выступил в тумане и музыкант. Стоял он, насколько можно было разобрать, прислонившись спиной к дереву. Лицо, конечно, разглядеть он не мог, но слышал музыканта достаточно хорошо. Он даже решился, подойти к нему, точнее уже сделал шаг, но вдруг услышал голоса, чуть слева от себя.
– Игоречек, миленький, ну пойдем, – голос был девический, чистый и показалось ему, что для такого голоса и туман не помеха. Разносился он легко, даже порождал какое-то эхо. Ответа не последовало. Музыка не замолкла, и решил он, что Игорем зовут музыканта.
– Оставь его, – вторгся голос третьего. Его не было видно. Только по голосу можно было судить, что говорящему лет тридцать, а может и больше…
– Но ведь холодно, простудиться, – это опять девушка, плача.
– Нет. А мы давай-ка отойдем. Я покурю, а ты посидишь на лавочке, – из тумана выдвинулись две фигуры. Девушка и накрывший ее плащом, мужчина. Они двинулись в его направлении, и он вынужден был отступить за дерево. Они сели на лавочку, которую в тумане он не рассмотрел. Потом появился желтый шарик, замер на мгновение, а потом метнулся в сторону и исчез. Осталась только слабо мерцающая точка.
– Учитель, как же так?
– О чем ты, Оксана?
– Игорек. Я даже представить себе не могла, что он так ее любит.
– Так…, а по-другому и не любят.
– Но ведь он не переживет этого.
– Переживет.
– Как Вы можете?!
– …
– Что же, выходит, что он забудет ее, найдет другую и будет счастлив?!
– Нет. Не забудет. Но другая будет обязательно.
– Уж лучше нет. Умереть сразу, вдвоем. Раз и нет нас…, навсегда…
– Умереть вдвоем, как ты говоришь – это награда.
– Награда?
– Конечно.
– За что?
– За то, что сделал то, что должен был сделать. Понимаешь?
– Не уверена. Странные слова. Странные и не понятные.
