Император Александр III - страница 36

Мы должны понять всю цену этого указания. Александр III не только дал тринадцать лет благоденствия своему народу. Он указал не только то, что мы имеем наивысшую форму Верховной Власти. Он дал понять нечто несравненно большее, и не одним нам, а всему миру.

Дело в том, что забвение смысла монархии делает ее невозможною для мятущихся народов Европы. А невозможность ее именно ныне, именно в современных условиях, прямо угрожает разложением наций и падением европейской культуры.

Действительно, если невозможна монархия, если невозможна власть высшая, стоящая вне и выше власти народной, то становится неизбежным стремление к такому устройству общества, при котором было бы возможно народоправление. К этому и направляются повсеместно все усилия.

Но народ, нация по природным условиям не есть нечто однообразное. Это сложное целое, составленное из различных слоев, из множества групп. Все они необходимы, все это разнообразие и расслоение неизбежны и необходимы для жизни, и чем выше культура, тем резче и замкнутее они становятся, тем более способны они вступать между собой в борьбу. Но и жить порознь они не могут. Им необходимо национальное объединение в чем-либо едином, ни с чем не враждующим, ко всем интересам одинаково внимательном.

Народоправление побудит объединить страну в парламентах. Попытка жалкая, быстро терпящая крушение. Вместо единения она перенесла в сосредоточие власти всю вражду, всю борьбу, какая только есть в нации, и чем лучше осуществляется идея представительства, тем более позорные рыночные сцены переносятся в центр власти; чем больше интересов представлено в парламенте, тем больше разъединение является в самой власти, смысл которой только в объединении.

Если для падения идеи монархии на Западе потребовались века, то для падения идеи представительства достаточно было несколько десятилетий. Все пробы были сделаны. Единства нет. И вот совершенно неизбежно явилась в мир мысль уничтожить в самой нации ту сложность состава, которая дает жалкие и позорные сцены парламентского бессилия. Идея всеуравнения охватывает весь Запад. Все должно быть одинаково. Так гласила сначала либеральная демократия, которая неизбежно должна была перейти в демократию социальную. Все должно стать равным, одинаковым без различий…

Да, тогда, конечно, наступило бы единство. Но тогда наступит только и культурная смерть. Опасность эта уже сознается. На Западе не видят никакого другого пути и с лихорадочною поспешностью торопятся весь свой «прогресс», все свои реформы направить туда, где ждет их последний конец.

Вот среди какой прискорбной работы самоуничтожения увидел мир перед собой Александр III, а с Ним – и смысл осуществленного Им идеала.

Сколько недоразумений падает при одном взгляде на это великое царствование! Как много забытых истин оно открывает. Монархия – не диктатура, не простой «абсолютизм». Диктатура есть единоличное исполнение назревшей народной воли, абсолютизм есть ее отрицание. Монархия в своем Самодержавном идеале может иногда сделать то, что делает диктатура, может, если нужно, выступить и с отвержением народной воли. Но сама по себе она стоит выше, чем какая бы то ни было народная воля. Монархия есть идея подчинения интересов и желаний высшей правде.

В монархии нация ищет освещения всех проявлений своей сложной жизни подчинением правде